Охотничий домик существовал, и дорога к нему вела вовсе не через проклятый бурелом, а с другой стороны, через какие-то чащобы и заросли, но, похоже, проезжая…
На время я оставила в покое всякие мелочи и стала строить планы. Ехать туда или нет? Взять с собой Баську или поехать одной? Сразу? Может, все-таки подождать, пока она съездит к Феликсу? Может, вообще подождать, пока не решится вопрос с головой, лопатой, красоткой Хелюсей Хавчик и окончательным установлением преступника?..
Пусть Возняк, черт побери, поторопится!
Возняку торопиться было некуда. С той самой везучей ночи, проведенной в обществе пани Красной и пана Рептилло, судьба упорно ему благоволила и все делала за него сама. Не то чтобы сверхъестественным образом, боже упаси, обычными человеческими руками, но все-таки.
Адам Барницкий, старательно симулировавший болезненную застенчивость, ясное дело, не мог всякими глупостями морочить голову смертельно занятой полиции, и ему не оставалось ничего другого, как только советоваться по всяким мелочам с Эвой Гурской, которая была занята куда меньше. В присутствии Эвы его застенчивость куда-то пропадала.
А в Эве ширилась и буйно расцветала страсть к выбранной профессии в целом и к текущему следствию в частности, тем более что она, можно сказать, стояла у его истоков. Энтузиазм Адама требовал действий, и чистая выгода от их сотрудничества стала для Возняка манной небесной.
Пани Хавчик получила минутку передышки, ей пришлось подождать продолжения допроса, потому что влюбленные соратники без предупреждения ворвались в отделение. Только когда Адам уже выходил из машины, Эва позвонила исключительно из элементарной вежливости, что они у входа. Для Возняка Эва оставалась по-прежнему жемчужиной без изъяна, превосходила ее только Марленка, а потому он немедленно переключился на прибывших.
Жемчужина без изъяна не тратила времени на предисловия.
— Отдай ему это, — потребовала она от Адама и обратилась к Возняку: — Уверена, это тебе пригодится, потому что она врет и увиливает.
Возняк даже не сомневался, о ком говорит Эва, но поинтересовался:
— Откуда ты знаешь?
— Она просто должна врать. Есть в ней что-то такое, что она просто обязана врать.
Возняк кивнул и взял у Адама два снимка.
Полароидные, цветные, маленькие, но очень четкие.
— Вот тот, которого я считал мужем, — кратко пояснил Адам, тоже без предисловий.
Возняк резко выдернул ящик стола, нанеся себе самому хук в живот, выхватил из ящика лупу и жадно всмотрелся в лица на снимке.
— Да чтоб я плесенью порос! Откуда это у вас?
— На мое пятнадцатилетие мама передала мне со знакомым этот фотоаппарат, и какое-то время я щелкал все, что под руку попадалось. Оказывается, я засек такую предположительно супружескую сцену. А сейчас снимок нашелся.
— Где?
Адам вздохнул:
— В квартире дедушки и бабушки. Я сам там жил восемнадцать лет. После смерти бабушки квартира стояла пустая и нетронутая четыре года, я ради их памяти ничего там не трогал. А теперь окончательно решил остаться в стране и стал там все обновлять.
— Так ведь четыре года прошло — наверное, нужно полный ремонт делать?
— Да нет, что вы. Раз в неделю туда приходила наша бывшая домработница: проветрить, цветочки полить и так далее. И я сразу нашел эти снимки в своей прежней комнате, а Эва говорит…
— И очень правильно говорит, — перебил Возняк, с восторгом всматриваясь в фото пана Хавчика, загоняющего жену домой. — Не знаю, как это объяснить, но она все время говорит только умнейшие и правильнейшие вещи. Бесценное качество!
— Но ведь у нее дома должны быть какие-нибудь фотографии мужа? — удивилась Эва. — Ведь это же Хавчик? Адам верно понял?
— Хавчик, Хавчик. Дома она держит только свадебные поясные портреты, но его физиорожий у нас вагон и маленькая тележка на различных документах. Только там одна голова, а тут первый раз всю фигуру видно. Просто сокровище!
— Почему вдруг?
— Потому что… — Возняк поколебался, но все-таки не выдержал и раскрыл служебную тайну: — Потому что ты прав, она врет как заведенная, совершенно по-идиотски. Точнее говоря, она пытается врать, а сейчас упорствует, что все мужское барахло у нее в доме — память о ненаглядном и незабвенном муже. Если это тряпье — ее мужа, то я аббатиса. От ее подруги я слышал, что ее муж был такой тощий задохлик, а теперь у меня в руках доказательство: действительно этакий заморенный дистрофик, а покойный был… да что я тебе буду объяснять — посмотри на Адама…