Несправедливо было бы утверждать, что полезная информация в «Записках» отсутствовала совершенно. Для историков и географов труды сехальского землепроходца должны были представлять немалый интерес. Но для того чтобы добыть крупицы нужных сведений, им пришлось бы продираться через такие словесные дебри, что не каждый выдержал бы подобное испытание. Потребовался бы очень серьезный мотив, некая вдохновляющая цель.
А что может быть серьезнее и важнее, чем спасение Мира? Вот и пришлось бедной Меридит добросовестно проштудировать фолиант вдоль и поперек — и все ради одной-единственной фразы: «Проезжая мимо скверного северного городка… побывал я на могиле недавно убиенного правителя здешних земель, Карола по прозвищу Кровавый. Видел я и белый камень, и надпись на нем, но мельком, ибо задержаться хоть на миг не позволил обычный в этих местах ветер, от ледяных порывов которого не спасают ни меха, ни кожи. О злой, о безрадостный край…» — и так далее, и пошло-поехало «сквозь призму страданий»…
— Вот и все! — объявила Меридит. — Больше о Кароле ни строчки! Стоило мучиться!
— Что значит, «все»?! — опешила Энка. — Как городок-то назывался?!
— А не разберешь как! Смотри, тут нарочно зачеркнуто!
Энка выхватила книгу из рук боевой подруги, долго вертела так и эдак, стараясь различить старую надпись под чернильным пятном, судя по его выцветшему виду, таким же древним, как сама книга, но успеха не добилась.
— Подлость какая! Кому, интересно, понадобилось пакостить?! — злилась она. — Неспроста это, ох, неспроста!
А Рагнар прошипел мстительно, не по-рыцарски, а по-сприггански — нахватался дурных манер:
— Вот, боги дадут, спасем мир, вернусь домой, приглашу наемного колдуна — пусть всех домовых гоблинов из замка повыведет! Кто бы мог подумать, что они такие зловредные твари?!
Была ли книга, указанная Пымбырхутом, единственной, содержащей сведения о захоронении, или нашлись бы другие, более информативные, а он нарочно подсунул поврежденную, — осталось секретом. Друзья единодушно решили: хватит утомительных поисков, надо довольствоваться малым и продолжить путь в Даан-Азар.
Сборы были недолгими, уже на другое утро они покинули гостеприимный оттонский замок и выдвинулась к границе. Ехали верхом, под проливным дождем — ждать у моря погоды было не в их правилах.
Дэн был крайне недоволен — его вполне устраивала вольготная жизнь при дворе. Он настойчиво порывался остаться, по примеру Генриетты Рю'Дайр, благоразумно рассудившей, что боги создали ее не для ратных свершений. Но клиенту (в отличие от принцессы) однозначно дали понять: его присутствие в этом мире терпят только потому, что он единственный умеет так ловко, без душевных терзаний, порочить невинных дев. Если же он откажется принимать участие в деле и выполнять свои обязанности, то будет немедленно выдворен на родину. Вот и пришлось ему громоздиться на мокрую, скользкую и норовистую кобылу по кличке Ехидна и трое суток почти безвылазно трястись в неудобном седле, рискуя с непривычки здоровьем столь важного для «дела» органа.
Фактически страдал не он один. Верховая езда никому не пошла на пользу. Даже несгибаемая диса пожаловалась вскользь, что у нее «вся задница отваливается».
Зато цель была достигнута в рекордно короткий срок, и пологие вершины Даарн-Ола вынырнули из-за пелены дождя и тумана.
На пограничном переходе, отмеченном белым в черную полоску столбом, все было идиллически мирно. Стражи участка лежали под двумя тесно сдвинутыми телегами и резалась в кости — Оттон против Даан-Азара. Появление наследника престола застало людей врасплох. Они неловко повскакали, набив себе шишек о дно телеги и тем самым очень насмешив Урсулу. Меридит хотела оставить девчонку в Оттоне, на службе в замковой охране, но та воспротивилась: устроила грандиозный рев и пообещала, что все равно сбежит и пойдет следом, ей тоже интересно спасать мир. Рагнар бранить подданных за нерадивость не стал: «Пусть себе отдыхают люди, этот участок у нас самый спокойный», только поручил им заботу о лошадях: «Такая крупная скотина в подземельях ни к чему».
…А они, подземелья, начинались от самой границы. Шагах в тридцати от полосатого столба открывалось широкое, округлое устье штольни.