— Надя, бабушка у вас? — нервно спросил Владимир Игнатьевич, изменяя своей манере быть всегда спокойным как удав. — Ты можешь мне помочь? Можешь создать ей невыносимые условия, чтобы она попросилась немного пожить у меня?
Вот, чем богаче становится человек, тем больше ему надо для полного счастья. Обклеивая свои мечты в доллары, человек уже не помещается в собственные представления о жизни. Он начинает смотреть американские фильмы, читать книги об Аристотеле Онассисе и примерять на себя спорное состояние Габсбургов. Кто бы мог подумать, что Владимир Игнатьевич откажется от своей страсти к «Свинарке и пастуху», чтобы заполучить эту странную бабушку?
— С удовольствием, но за дополнительную плату!
— Но мы же свои люди, — проворковал Лойола почти успокоенно.
Теперь у него появился еще один повод не доплачивать мне за проделанную работу. Но и у меня тоже появится повод ее просто не делать. Кому от этого будет хуже?
— Вова звонил, — сообщила я.
— С Катей, — то ли уточнила, то ли дополнила бабушка.
— Нет, Катя подзуживала. Он готов на все. Я тоже. Спать вы будете с Яшей. Мне надоело. Мне все это надоело. У меня убийство маляра уже неделю болтается без всякого толка…
— Вы объявляете мне войну или приглашаете в союзники? — мило улыбаясь, спросила Аглаида.
Я решила оставить вопрос без ответа, пожелала всем спокойной ночи и изъяла у слишком пылкого Яши блокнот, в котором он записывал бред моего мужа. Моего дорогого, любимого и снова, во всяком случае, в этом цикле недельки — единственного мужа. Пусть он только выздоровеет, и я устрою ему такую потасовку с привидениями, что он не узнает ни своих, ни чужих. Ни Дин, ни Валь, ни Ларис.
— Полюби меня, — сказала Анька и крепко обняла меня за шею.
Моя дочь пахла молоком и сладкой детской сыростью. Сердце зашлось от тревожной пряной тоски. Вот она вырастет, выйдет замуж, уедет от меня в далекие края, родит там себе много детей и будет тыкаться носом в их сладкие макушки. А я…
— Мама, а кто это Валентина, Лариса и какая между ними связь? Видишь, тут у Яши подчеркнуто красным карандашом — связь, связь, связь, — зевая, спросила Аня.
— Я зашла пожелать вам спокойной ночи и пригласить вас на два слова, — сказала вездесущая Аглаида. — Валентина и Лариса — это любовницы Геннадия. Они погибли. Скажем точнее, были убиты. Дина жива, и она была подругой Феди, можно считать, невестой. А я думаю, что все это неспроста. И часть своей вины признаю. Гена — мой самый близкий родственник, после Феди конечно, мое нелепое дешевое предложение поучаствовать в соревновании, видимо, стоило этим женщинам жизни. Я не верю, что Гена убийца. И если он не маньяк, в нашей семье — тьфу, тьфу, тьфу! — такого сроду не было, то его подставляют. Дискредитируют и выбивают из игры. С моими жизненными принципами убийцам квартиры не оставляют. Вы не находите?
— Принципов пока нет, — заявила я. — А все остальное — возможно.
— Мне нужно остаться у вас. Мне нужно держать руку на пульсе.
— В смысле, чтобы он уже не прощупывался? А не проще было бы убить Гену?
— У меня есть подозрение. Я постараюсь вам не мешать. — Она проигнорировала все мои колкости, которым действительно была грош цена в базарный день, и удалилась в Яшину комнату.
Я подслушивала до трех часов ночи. И кроме тихих стенаний «пас», «раз», «взятка», из Яшиной комнаты не доносилось ничего интересного.
Глава 9
А ночью меня осенило. Все стало ясным как Божий день в туманной Англии. Ну конечно! Как же я не догадалась сразу? Как же я не поняла? Элементарное чутье отказало мне в самый ответственный момент! Со мной и электричеством в нашем городе это случалось. Стоило только всем женщинам подготовиться к телевизионному поцелую, как разом отключались и свет, и здравый смысл.
Миша в меня влюбился. Во-первых, смотрел со значением, во-вторых, грустно молчал, в-третьих, отказался от собачьих боев за квартиру, в-четвертых… А в кого, если не в меня? Да, я утратила квалификацию и нюх. Да, я немного застоялась в трехкомнатной конюшне, редакции, академии и школьных боях местного значения. С учетом общей занятости мозгов криминальным убийством на проспекте Мира, странно, что я вообще что-то смогла понять. В два часа ночи мои глаза раскрылись и упрямо вперились в потолок. Это были грезы любви, которые обычно заканчивались под утро полным разочарованием во всем мужском населении планеты. Все, что ночью казалось значительным и естественным, на рассвете превращалось в пошлое и надуманное. Я упрямо реализовывала комплекс Золушкиной тыквы, но если бы не ночные бдения, то моя дорога к алтарю оказалась бы по крайней мере в восемь раз короче. Я вздыхала и ворочалась, унимала разгулявшуюся сердечную мышцу, зарывалась носом в подушку и сладко мечтала. Если бы не постоянное поскрипывание в позвоночнике, которое я обычно выдаю за специальные упражнения по бодибилдингу для ленивых, можно было констатировать, что я помолодела лет на двадцать.