— Но у него двое детей. И он безнадежно женат. Ты изменила своим принципам? — В голосе Соколатого зазвучала неприкрытая надежда; отсюда вывод: как от волка ни рожай, он все равно одиночка.
— Нет, — сказала я.
— Скучно, — констатировал он.
А я бы не торопилась с такого рода выводами. У моего подъезда, окруженный кустами длинноногих, даже вызывающе длинноногих роз, сидел мой новый обожатель Миша и пристально вглядывался в даль светлую, из которой на счастье выкатилась я.
— Надя!
Он вскочил со скамейки и замер, сраженный моей красотой. Посмотреть было на что: плащик, так и не сданный в химчистку, мятая юбка, клочья расчесанных еще утром волос.
— Хочу извиниться, — просто сказал он, протягивая мне букетик, который трудно оприходовать в качестве жертвоприношений студентов. До сессии еще далеко. А больной, но бдительный Тошкин может мне этого не простить. Моя женская гордость получила достаточно веские обоснования.
— Отдай жене, — деликатно предложила я. — И не марайся ты так ради квартиры… Мы не участвуем. Нас и здесь неплохо кормят.
В свете сегодняшних событий это заявление можно было рассматривать как удар ниже пояса.
— Я все равно не отступлюсь, — твердо пообещал Миша и вдруг спросил: — Где ты была?
— У Дины.
Интересно, а его она тоже успела утешить?
— Он вернулся? — вспыхнул мой Миша. — Он все-таки вернулся? Неужели?
— Надя, иди кушать. Все стынет. Надя, кому сказано! — Яша стоял на балконе и неотразимо размахивал руками…
Миша застыдился, бросил цветы на лавку и, резко развернувшись, зашагал прочь по направлению к машине — серой «Волге», номера которой были мне знакомы.
Глава 10
Думать вредно. От мыслей на лице появляются морщины и маска озабоченности, которая идет только политическим лидерам. От напряжения мозгов я слепну, глохну, забываю таблицу умножения. В результате умножения двух на два я получаю пять и объявляю это число талисманом. И как назло, мне с ним везет. Получалось, что процесс дискредитации по-новомосковски шел несколькими параллельными направлениями. Ради квартиры на Патриарших Миша убил маляра, Гена — любовницу-секретаршу, Дина подалась на Запад, Тошкин просимулировал потерю памяти, чести и совести, а Лойола… Всего лишь предложил мне сделку. Это были какие-то абсолютно нестандартные методики продвижения к цели, и меня страшно задевало, что моя логика по сравнению с этой — вновь родившейся — достойна Нобелевской премии в деле укрепления причинно-следственных связей. В знак протеста я отказалась от пищи, визита к умирающему мужу, реакции на умоляющий взор Аглаиды Карповны и разговора с Анькой.
Жалобы и предложения я согласилась рассматривать в письменном виде, однако в этом доме, который раньше был моим, меня никто не желал принимать всерьез.
Яша специально бегал по квартире, потрясая дрожжевыми пирожками, и возмущенно орал:
— Я хочу жениться, мне надоело быть мальчиком для битья, я тоже человек и имею право на личную жизнь!
Аня заботливо наклеила на обложку тетради фотографию Леонардо Ди Каприо и раз в десять минут сообщала, что Луизиана Федоровна поставила на ней крест. Аглаида Карповна, обложив лицо свеженарезанными и уже не очень дорогими огурцами — наверное, из моей несъеденной порции, — раскладывала королевский пасьянс из шести колод, который едва помещался на полу в детской. Тошкин снова спал, предусмотрительно включив магнитофон, чтобы тот записывал его руководящий и направляющий бред. В этой тихой, уютной семейной обстановке от меня требовали решения всех проблем. Проще всего было с Яшей — моя знакомая болонка и ее хозяйка должны были удовлетворить вкусы Яши. Если, конечно, он не такой привередливый, как Гриша. Аглаиде Карповне для полного счастья не хватало двух королей. Она подозревала, что у меня есть лишние, и время от времени поднимала этот вопрос. Я уже собиралась смотаться в ларек, чтобы прикупить лишнюю колоду, но тут Аглаида вздохнула и объявила:
— Занавес. Я так и знала. Я так и знала.
Она давно собрала гадальные карты и попросила Аню, как девицу, надеюсь, нецелованную, на них посидеть. Бабушку и Яшу ожидала пуля — пока одна на двоих. Чтобы поставить точку в этом жирном, неудобоваримом дне, я пообещала Ане разобраться со школьной проблемой. Это было проще всего. Убийство Луизианы Федоровны я запланировала на вторую половину суток, где-то после двух часов. Отправив свою семейную гвардию спать или делать вид, что спят, я помыла посуду, пропылесосила ковер, послушала фугу Баха — исключительно для того, чтобы понять, чем дышит мой новый обожатель Мишаня, написала гороскоп на месяц вперед и с чувством исполненного долга задумалась над странностями убитого маляра, который мыл руки (или голову) одноразовым шампунем «Эльсев».