Сейчас действительно этот человек не мог принимать решения. Он медленно проковылял через гостиную, еще раз потрясенно окинул взором поле битвы и вышел.
– До утра не проснется, – резюмировала Екатерина.
Гостиную освободили от покойников. Охрана удалилась, волоча за руки всхлипывающую Надежду. Марголину удалось прислониться к шкафу, в этой позе он и застыл, соорудив на лице улыбочку мертвеца. Постанывала Юля. Молчаливый начбез из дальнего угла загадочно посматривал на сыщиков.
– Бедная Лиза, – прошептала Екатерина, кутаясь в покрывало. – Никого из этих ублюдков не жалко, а вот ее жалко.
– Лучше нас пожалей, – фыркнул Вернер. – Убьют ведь – и спасибо не скажут.
– За что? – Екатерина скуксила мордашку. – Мы не сделали им ничего плохого. Костик преступление вон сложное распутал…
– Вот за это и прикончат. Отсутствие закона не освобождает от ответственности, Екатерина, а любое добро нуждается в строгом наказании. Очнись, коллега, ты же умная до ужаса, неужели не понимаешь? Слишком много тайн мы узнали, едрить их в душу…
– В веселенькую историю ты нас втянул, Костик, – пихнула Екатерина Максимова. – Скажи, какая нелегкая тебя побудила?
Максимов что-то проворчал.
– Зато открылся с новой стороны, – ухмыльнулся Вернер. – Теперь, Екатерина, нам нужно очень осторожно обтяпывать свои дела в рабочее время. Максимов не дурак, он все видит.
– А еще я беспощаден, – отрешенно прошептал Максимов. – Ни женщин не щажу, ни коллег.
– Неужели тебе не жалко Надежду Борисовну? – упрекнула Екатерина. – Ты отдал эту женщину на растерзание Шалевичу не моргнув глазом. Ты жестокий, Костик.
– Не пожалел… – Максимов с кряхтеньем поменял позу. – Не люблю, когда меня пытаются убить. Не люблю, когда убивают других – неважно, каких. Тем более за деньги. Или ты считаешь, она связалась с Пузырем из идейных соображений? Надежда Борисовна очень хотела открыть собственный фитнес-клуб…
Пришлось замолчать – поигрывая ключиками, подошел Коржак. Остановился в трех шагах и принялся насупленно озирать присмиревших детективов.
– Веселенькая ночка, не так ли, любезный? – спросил Максимов. – А вы опять нисколько не расстроены, нет? Признаться, не думал, что вы успеете сразить Пузыря раньше, чем он прикончит вашего шефа. Но вы успели. Хотя не слишком к тому стремились, верно?
– А ты не заговариваешься? – сварганила бледную улыбочку Екатерина.
– Чушь порет, – убежденно заявил Вернер. – Отнеситесь снисходительно к этому придурку.
Коржак неторопливо отцепил от связки два ключика и молча протянул Максимову.
Помявшись, разжал губы:
– Черный «додж» – «А три пятерки БН». Стоит на парковке. Я распоряжусь, охрана вас выпустит. Убирайтесь быстро – чтобы духу вашего через три минуты тут не было. Машину поставите на стоянке у «Трех пингвинов», а я попробую объяснить Дмитрию Сергеевичу, почему желательнее вас видеть живыми на свободе, чем мертвыми в бетоне. Не знаю, что у меня получится.
– Спасибо, Коржак… – Мощная дрожь пробежала по телу. – Вы уверены?
– Не уверен, – отрезал начбез. – Могу передумать.
– А она? – ткнула Екатерина в навострившую ушки горничную. – Эта девушка виновна только в том, что выполняла свои обязанности.
– О боже, берите ее с собой, – Коржак раздраженно скрипнул зубами, – и убирайтесь. Время пошло. Надеюсь, у вас хватит ума держать язык за зубами? Вон отсюда, я сказал!
До рассвета два часа. Темь непроницаемая. Пелена дождя накрывает глухой ельник. Ветер рвет облака, обнажая в разрывах полную луну. Машина благородных кровей несется по асфальтовой дорожке, разбрызгивая лужи. Фары прорезают мглу, цепкие ветви скребут по крыше. Максимов судорожно вертит баранку, до боли в глазах всматриваясь в дорогу. На поворотах машину заносит, визжат протекторы. Рядом подпрыгивает Екатерина, вцепившись двумя руками в рукоятку на приборной панели. На заднем сиденье Вернер обнимает тихо поскуливающую Юлю.
– Могу представить, что они с ней сделают… – стучит зубами Екатерина. – Убьют, не пощадят, а перед смертью будут пытать, вытягивая информацию… Но что она может знать, боже мой… Знал Пузырь, а эта женщина – исполнитель… Ужас тихий, не хотела бы я оказаться на ее месте…
– Она рискнула – и проиграла, не томись, Екатерина, – бурчит, поглаживая девичью коленку, Вернер. – Наша жизнь игра, и это Надежда Борисовна прекрасно усвоила. Пожелаем ей не столь мучительной смерти…
Максимов молчит, кусает губы. Напряженно смотрит в ветровое стекло.