— Приветик, Джейн.
— Здравствуй, Ники, — отвечает, и чмок меня в щечку, у меня зубы так и клацнули. Вся беда в том, что больше она меня никуда целовать не сподобилась, эта Джейн. — Ну, как ты? — говорит, а сама улыбается, хохочет, вся такая милая, что у меня аж сердце зашлось от радости, что вижу ее. — Посмотрел нашу прекрасную страну, значит?
— Слип был прав и неправ, — говорю ей.
— Как это?
— А так. На общественных пляжах шезлонгов нет. Взять напрокат — бешеные бабки, хозяева шезлонгов — миллионеры. Одна беда: в частных отелях этих шезлонгов хоть жопой ешь. Но такого старья я в жизни не видал. Этакая древность, завезли, надо думать, сюда в придачу к допотопным тачкам, что годятся разве что на лом. Короче, тут, оказывается, есть не только лежаки, как мы думали, но и шезлонги эти тоже…
— Боже мой, Ники, — говорит она, — шезлонги! Ты по-прежнему бредишь какими-то шезлонгами!
— Нет, ты прикинь: во всех отелях — шезлонги! На общих пляжах клиенты так валяются, все задницы в песке. Это ж убожество, верно?
— Господи!
— И Ямайку я посмотрел.
— Ну да? Значит, не только шезлонги свои видел, но и Ямайка на месте?
— Был там, да. Рис с горохом, ромовый пунш, пицца, смачные ямайские телки на меня глазели, а я на них. Ну, чего мне еще не хватает, пока в самолет не влез?
Тут она решила, что я ее подначиваю, короче потянулась ко мне и шлёпнула. По мне, так лучше б еще раз чмокнула, а она шлепнула. По единственному неповрежденному месту — по губам. И говорит: «Ну, так как самочувствие, Ники? Тебе все еще больно?»
— Ага, — отвечаю, — все сплошь болит, но сейчас получше. Твой папаша не только душа-человек, золото, одним словом, но и лекарь хоть куда, так?
— По-моему, он очень хороший врач, верно. Я горжусь им. Ладно, а теперь скажи мне, как тебе наш остров и его пейзажи?
— Пейзажи у вас охренительные, Джейн. Просто чумовые у вас тут пейзажи. Только вот Мо-Бей этот ваш, ну что за дыра, блин!
— Что ж, положа руку на сердце, не могу с тобой не согласиться.
Приехали домой. Ту ночь я снова спал в своей постели, а утром — и апельсиновый сок, и кофе, и все такое прочее. Мы только один раз еще поговорили, я и Джейн. Эта Джейн была женщина, поэтому не могла оставить все, как есть, и разговор оказался долгий и непростой.
Вечером мы — я, Док, его миссис и Джейн — как обычно, напились чаю, а потом Джейн позвала меня прогуляться — отпраздновать типа, что я от них уезжаю. Мы поехали куда-то в центр, а может, наоборот, в пригород. Только в той гостинице снаружи росли пальмы, а внутри ковры были как матрасы. Кондиционер работал так здорово, будто мы в холодильник попали. Атмосфера тоже была соответствующая.
Ребята в униформе подкрадывались так осторожненько, что я аж вздрагивал. Говорили осторожненько, осторожненько смешивали коктейли и куда как осторожненько забирали у вас денежки. В Уолтемстоу я таких гостиниц не видал.
— А здесь вообще глотают, что в бокалах, Джейн? — спрашиваю. — Или просто вдыхают?
Хихикнула.
— Про тех, кто сюда ходит, говорят, что у них и дерьмо не пахнет, — отвечает. — А сейчас можешь взять мне какой-нибудь чудный долгоиграющий коктейль. Например, дайкири, раз уж мы оказались в таком месте, — даже Джейн стала здесь говорить чуточку по-снобски, будто присмирела.
Я пошел искать бар. Парень в униформе решил, что я ищу туалет, сделал мне отмашку, и я пошел туда, но тут Джейн позвала:
— Ники, здесь они сами подходят и берут заказ, это тебе не паб.
— Ладненько, Джейн, нет проблем. Буду сидеть, с места не тронусь.
Ну вот, подошли к нам, взяли заказ — осторожненько так, но со значением; Джейн попросила дайкири, а я — ром со всякой всячиной. Сверху — фрукты-овощи разные — похоже на пирожное, только без теста — а на них навалено столько льда, что при тутошнем кондёре запросто можно замерзнуть.
Тут Джейн и говорит:
— Вот теперь мы поговорим.
Сколько знаю по опыту — муторное это занятие, говорить с женщинами. С уголовкой и то лучше. Лицо такое серьезное сделала.
— Про шезлонги? — спрашиваю. — Ты передумала, поняла, что их тут у нас с руками оторвут, и хочешь в долю?
Она прищелкнула языком. Звук получился — что-то среднее между гремучей змеей и моей мамашей, когда на чистое сблеванешь. Нехороший такой звук.
— Нет, похоже, у тебя другое на уме, — говорю.
— Ники, — говорит эта Джейн, — если мы с тобой собираемся быть друзьями, я должна больше знать о тебе. Прежде всего, чтобы не было недопонимания, скажи: у тебя ведь есть девушка?
Вот всегда они с этого начинают.
— Ну… — говорю.