Потом позвонил Энди в Пробацию, но того, как всегда, на месте не было.
— Ники, ты где пропадал? — спрашивает Рози-секретарша. — Ты два раза подряд не отметился, Ники. Энди взял отгул на неделю — ремонт дома делает, а Аннабель Хиггс, я слышала, что-то там говорила насчет ордеров да судов, в таком духе.
— Погоди, Рози, не тараторь, у меня сейчас барабанная перепонка лопнет. Я позвонил, чтобы поговорить с этим Энди, блин.
— Но ведь ты условный, Ники, разве нет? Ты обязан отмечаться. В пятницу я видела на рынке твою матушку, вроде нормально выглядит после той операции, а?
— Рози, ты меня убиваешь. Неужто я впрямь два раза не отметился?
— Два раза, Ники, два раза подряд.
— А Энди вашего, значит, нету.
Хоть ума хватило не сказать этой Рози, что был на Ямайке. В спешке забыл сообщить в Пробацию, что лечу на Ямайку — и это на режиме УДО под честное слово.
— А кто сегодня дежурит?
— Сейчас гляну… Дороти Макерере.
— Как она — ничего?
— Хорошая тетка. Скандалить не станет. И одевается прилично.
— Скажи ей, я заскочу попозже.
— Скажу. Только не подведи меня, ладно?
— Железно.
Вот дерьмо, опять звонить надо.
Застал Энди дома, пусть спасибо скажет — оторвал от ремонта чего-то там. А он вместо спасиба говорит:
— Вот дьявол, Ники, я ведь номер поменял, только чтоб ты мне сюда не звонил. — Похоже, они все свои номера поменяли, думали, это им, дуракам, поможет. — Откуда у тебя номер?
— Зря ты старался-тратился, Энди, — говорю, — ты чего, забыл что ли, как приглашал меня к себе на хату, как впарил мне ворованное стерео и умолял научить твоих пацанов тырить тачки?
Он хихикнул нервно. Был я у него раз, так он дал мне старую кровать для Келли; ей тогда как раз квартиру дали. Насчет стерео я для понта завернул, а пацанам его тогда года по четыре было. Ладно, шутки в сторону.
— Короче, чего тебе надо, Ники? — спрашивает Энди. — Я кухню доделываю, а тут ты звонишь со своими подначками. Теперь, пока от тебя отделаюсь, столько времени потеряю, могу не успеть. Однако говори, пожалуйста, прошу тебя.
— Энди, — говорю, — ты должен быть в столовке госпиталя Виппс-Кросс в понедельник в шестнадцать ноль-ноль.
— Понял. А зачем, собственно? У них там в меню лазанья, да?
— Я не могу по телефону, Энди. Только ты никому не рассказывай, ладно? Главное, никому в своей конторе, идет? Очень тебя прошу.
И повесил трубку.
Пока звонил в газету, вспоминал, как звали ту клевую телку, что меня ославила после чехарды на почте. Спросил ее.
— Алло, — говорит та телка, — это Бриджит Тэнсли, чем могу помочь? — Голос такой, будто попал в финансовую корпорацию или офис судебного пристава — там они все так отвечают.
— Ты девушка, которая меня расписала после почты?
— Простите, я, кажется, не расслышала или не поняла. Кто вы, говорите?
— Ники Беркетт. Помнишь, ты написала в газете про почту на Вуд-стрит?
— Ах… да. Ники Беркетт! Я помню вас, да. Вам двадцать три, только освободились из заключения, большой говорун — это вы, так ведь?
— Точно так. А хочешь сенсацию? — спрашиваю.
— Больше всего на свете, — говорит, — и что у вас для меня?
— Прямо сейчас не могу тебе сказать. Жди меня у «Джимми» на Маркхаус-роуд в три часа в понедельник. Идет?
Мне скоро будут нужны надежные свидетели, и я не хотел, чтоб об этом начали болтать на каждом углу.
— Идет… а кто такой Джимми?
— Ну, ты даешь. «Джимми» — это ж самое клевое кафе в Уолтемстоу. Кухня английская, тайская, какая хошь.
— О, простите, я еще не слишком хорошо знакома с Уолтемстоу. Это моя первая работа, а материал о налете на почту — пока что моя лучшая статья.
— Жаль, что ты напридумывала там только половину.
— А сама я из Бишопс-Стортфорда, слыхали?
— А то. Значит, придешь в понедельник?
— Приду.
Главное было сделано, теперь можно взяться за остальное. Корешей собрать было не проблема. Проблемой было никуда не соваться и ни во что не встревать, чтоб ничего не рвануло до понедельника. Чтоб ничего не нарушило плана.
Поехал в Уондсворт повидаться со Слипом. Поехал в этот раз на метро — добираться пришлось чуть не полдня. Потом еще прождал битый час, пока они его там отыскали, а когда привели, настроение у меня было не самое благостное.
Ему я, правда, обрадовался.
— Старик, — кричит.
— Черт побери, Слип, где ты шляешься, трахаешь начальницкую миссис, или как?
— Обычное дело, старик, метем и драим коридоры в корпусе. Готов спорить, что теперь наш корпус — самый чистенький изо всех британских тюремных корпусов, раз уж я лично взялся за то, чтоб навести в нем марафет. Метем и драим, старик, метем и драим.