— Ни фига себе шуточки, да? Ну ладно — охота тебе провести отпуск на солнечной Ямайке, так будь готов, что тебя тут грабанут по-легкому — это еще куда ни шло, но разве это дело, когда трое обормотов из Уолтемстоу вдруг решают, что ты кому-то на этой планете мешаешь, и поэтому тебя следует немедленно порубить и в кустарник.
Короче, мы выпили еще немного апельсинового сока, а потом я еще выпил примерно восемнадцать чашек ихнего кофе. Лично я так и не почувствовал разницы между ихним кофе и «Нескафе», правда, ихний раз этак в десять покрепче, хотя все вокруг продолжали клясться и божиться, что это самый лучший кофе в мире, ну самый-рассамый. Другой бы спорил.
Да, кстати, ведь к полудню мне должны подвезти в Мейвис-Банк образцы товара.
Док вызвался за ними смотаться. Ну просто мировой мужик этот Док, как будто ему больше нечем было заняться в субботу. Надо было встретить этого чувака Оскара у почты в двенадцать, обрисовать ему ситуацию. Оскар ему поверит — доктор все-таки. Док отдаст ему бабки в обмен на кофе. Потом заберет мою сумку из гостинички и заплатит хозяйке за двое суток. И все довольны. Возможно, хмыри долбаные из Уолтемстоу где-то поблизости бродят, но меня-то нет как нет.
И ни слова про Старину Билла.
— Спасибочки, Док, — говорю, — ваш должник по гроб жизни.
— Всегда пожалуйста. Ну, я пошел.
И с тем уехал.
* * *Доктора не было часа два. Вернулся посмеиваясь.
— О господи, — говорит, — полагаю, что вы, молодой человек, большой любитель кофе. Надеюсь, все ваши друзья и знакомые тоже любят кофе. Вы хоть представляете себе, сколько вы его тут купили?
— Не знаю, заказал сколько-то на пробу, мешочек.
— Мешочек и есть. Надеюсь, он влезет в аэроплан.
Он вытащил мешок из багажника. Его тачка вся пропахла кофе. Кофе этим пахла вся улица. Затащил мешок в холл, и во всем доме запахло кофе.
Слип наказал мне взять пустую сумку. Там лежала только смена белья. Теперь мы набили эту здоровенную сумку кофейными зернами так, что она чуть не лопнула, а потом заполнили ими две большие хозяйственные сумки из универсама, которые я прихватил из дому, потому как слышал, что за границей таких сумок нет. Эти две были очень большие сумки, а первая — ну просто огромная. Но зерна все равно остались, и я отдал их Доку и миссис Док. Сперва они отказывались, но когда я пригрозил, если не возьмут, жениться на их дочери, сразу согласились. Немного зерен тут же помололи, и все выпили по чашечке. Потом еще по одной.
Кофе как кофе, ничего уж прямо такого особенного. Только они наперебой стали кричать, что второго такого во всем мире нету, и я остерегся возразить.
Одно только — это кофе не прогоняло сон. Меня от него колбасило, но спать все равно хотелось. Колбасило, выходит, во сне. Может, я дрых потому, что в одном плече стреляло, в башке тоже постреливало, все тело ныло, а обе руки — на помочах. Да уж, отжаться бы я сейчас не смог. А может, дело тут в махоньких таблетках, которые мне доктор скармливал. Одним словом, два дня я был в отключке, всю дорогу дрых в своей берлоге и вылезал только к приему пищи.
Я предложил, что перееду в гостиницу. До рейса домой было еще несколько дней, вот я и предложил. Не то чтобы всерьез, конечно, так что, слава богу, они типа не расслышали. Только подергали губами и на меня нахмурились.
— Ники, — говорит миссис Док, — вы наш гость. Мы и подумать не можем, чтобы вы куда-то там переехали, особенно в том состоянии, в каком вы сейчас находитесь, вам ясно?
Тут эта Джейн захихикала.
— И потом, Ники, — говорит, — выпусти тебя из Кингстона, так через пару дней вспыхнет война между гангстерскими кланами. Ты — человек опасный, одним словом, угроза обществу.
— Джейн, — говорит доктор, — полагаю, ты снова подсмеиваешься над юным Ники, а ведь он все еще больной человек, нехорошо.
— Вот-вот, — хихикает эта Джейн, — вы только взгляните на него: ну как же тут можно удержаться от смеха.
— Он должен остаться у нас, — говорит доктор, — и провести здесь день или два в тихой и спокойной обстановке, пока его дух и плоть не оправятся от болезни.
Я слушал, помалкивал.
Когда вылез с постели без гидравлики, уселся в ихнем патио, стал глазеть на горы и подставил солнышку бинты — пускай загорают. А когда понял, что смогу дотопать до автобуса, рассудил, что пришло время поглядеть на достопримечательности, посмотреть, короче, страну и слезть с ихней шеи хоть на пару дней.
Когда я стал вполовину походить на человека — да больше и ни к чему — доктор дал добро.