Как будто я мог.
Ну и я рассказал ей, вроде того. Рассказал, как и за что, тем более что сидел-то я в основном по мелочи. Потом про ту случайность, из-за которой четыре года отсидел. Потом про Келли и про Норин, что с ней случилось, кое-как рассказал. Никак не мог свыкнуться с тем, что ее порезали из-за меня, и думать об этом не мог. Даже когда я узнал, кто был тот Голос, старался не думать про ее шрам. И сейчас мне было ой как не по себе.
— Они ее порезали, — говорю. — Порезали из-за меня. Теперь у нее всегда будет шрам.
— Господи.
Мы помолчали.
— Господи, Ники, это ужасно.
— Да.
Мы выпили.
— И что ты собираешься делать? Как ты теперь с ней будешь? Тебе следует хорошенько заботиться о ней. А эта Норин, ты хочешь, чтоб она стала твоей девушкой?
— Да. Она — это нечто, Джейн. Ты не бери на свой счет, ты классная девчонка и такая симпатюшная.
— Но она еще лучше, да? — а сама хихикает.
— Не лучше, Джейн, не лучше, просто…
— Просто, ты ее любишь?
Господи. Ну прямо иголки под ногти. Ох уж эти женщины.
— Просто, ты ее любишь? — снова.
— Ну, как сказать…
Молчит. Ждет.
— Ну да, так мне кажется.
Уф.
— Черт побери, Джейн, — говорю, — тебе нравится крутить парням кишки, да? Ты меня уже достала, дорогуша. Чего ты вообще от меня хочешь?
Тут она ударила меня кулачком, а потом снова чмокнула в щеку — так что у меня зубы клацнули.
— Мне кажется, это прекрасно, Ники. Просто чудесно. Я была бы рада познакомиться с Норин и я надеюсь, когда-нибудь мы с ней подружимся. Но тебе нужно очень хорошо о ней заботиться.
— Я позабочусь, Джейн, не беспокойся.
— Как?
Я подумал, можно ли ей сказать. Подумал и о том, что ей хочется услышать.
А, да пошло оно все.
— Я собираюсь их грохнуть, Джейн, — говорю ей. — Замочить к чертовой матери, чтобы духу их больше у нас не было.
Села прямо, молчит.
Мы выпили.
Потом она говорит:
— А из этого будет какая-нибудь польза, Ники, как думаешь?
Мне станет легче, это уж точно.
Я раскусил ледяной кубик. Она покрутила свой бокал и немного отпила. Помолчали, оглядели других посетителей. Потом она говорит:
— Ники, теперь я знаю о тебе немножечко больше, но у меня есть еще один вопрос.
Я был не в настроении снова рассказывать про Норин. Но сейчас, похоже, намечалась другая канитель.
Она крепко взяла меня пальчиками за плечи и повернула так, чтоб я смотрел прямо ей в лицо. А улыбка-то, улыбка — знает, что я не могу перед ней устоять, непременно размякну.
— Чего ты хочешь от жизни, Ники? — спрашивает.
Да уж, чингфордский ДУР, где меня допрашивали, даже ни в какое сравнение не идет. Она вытянула все про женщин, теперь ей охота знать все про то, что я думаю, про все-все, с чем приставали ко мне психи-психологи еще когда я был совсем молодым хулиганом. Я принялся зевать.
А она даже внимания не обратила. Ждет, пока я закончу. И, похоже, хочет, чтоб я ответил.
Ну, я и ответил. Женщины, черт бы их побрал.
— Господи, Джейн, — говорю, — ну не знаю я, никогда об этом не думал. Девчонки, выпивка, деньжата чтоб водились — чего больше? Погулять чтоб можно было.
Господи, да чего еще мужику надо.
— А в тюрьму ты не хочешь возвращаться?
— Да, это ты верно сказала, вот в тюрьму я не хочу возвращаться.
Тут она обрадовалась.
— А с Норин ты хочешь быть?
— Да, если она того хочет, не хочет — тогда нет, на нет и суда нет.
— И ты хочешь, чтоб твой сын вырос здоровым и счастливым?
— Ясное дело.
— А работать ты хочешь?
— Работать? Где у нас больно-то работать, Джейн? Вот, приехал на Ямайку, может, что из этого и получится. Да и корешу моему польза.
— А ты хочешь ходить в пабы, иметь машину и ездить во Францию и на Ямайку, и в другие места?
— Ну конечно хочу, Джейн, я ж не идиот.
— А ты хочешь быть счастливым?
— Э… ну… я об этом тоже никогда особо не задумывался, Джейн. Это для меня как-то чересчур сложно, быть все время счастливым — батарейка сядет. Лучше уж просто просыпаться по утрам, смотреть, как и что.
— Хм.
И так это у нее выходит, словно вот сейчас, в этот самый момент, все меняться должно. Меня даже смех разобрал.
— Господи, Джейн, — говорю, — ты что, хочешь сейчас сказать что-нибудь жутко серьезное? Ты же умная девушка, ты что, собралась менять мою жизнь? Женщины, ну что ты с ними станешь делать!
Тут мы с ней оба посмеялись.
— Я всего лишь хочу, чтоб ты немножко подумал, — говорит, — Подумал, к чему ты хочешь привести свою жизнь.