НЕМНОГО ДЭМП
Дэмп была удовлетворена. Новая няня мастерски меняла пеленки, пела мелодичные (хотя и с рваным ритмом) колыбельные и не оставляла слюнявых следов после поцелуев. Она проследила за тем, как миссис Маклахлан складывает подгузники и распашонки, с одобрением отметив, что новенькая прекрасно знакома с этикетом. Мишки ровными рядами выстроились на полках, книги встали по росту, а все сломанные игрушки заняли место в корзине, в ожидании будущего ремонта. Животик Дэмп был полон, подгузник сух, а голова радостно полнилась только что прочитанными няней сказками. Теперь миссис Маклахлан сидела в солнечном углу детской и штопала носок.
Оставшись без присмотра, Дэмп целенаправленно подползла к сумке миссис Маклахлан. Она потянула за уголок, и сумка медленно опрокинулась, вывалив кое-что из своего содержимого на пол детской. Малышка уселась и занялась исследованиями.
Там имелась книжка из тех, что читают Большие, без картинок, со множеством страниц (нет, не хочу это), ХЛОП. Там была губная помада в потрескавшейся пластиковой трубочке (нет, уже пробовала губную помаду сегодня, не хочу это), ШВЫРЬ. Еще была коробочка, которая тихонько жужжала что-то сама себе. Заинтригованная, Дэмп потянулась, чтобы схватить ее. На ощупь коробочка была теплая и мягко вибрировала в руке. Повернув ее, чтобы получше рассмотреть, Дэмп нечаянно нажала на кнопку. Крышка откинулась, открыв клавиатуру. Ахххх. «Такое пианино», — подумала Дэмп, тыкая пальчиками в клавиши.
На экране появилось QWERTYUIOP, а вслед за этим недоуменный вопрос ПРОСТИТЕ?
Продолжая нажимать, Дэмп набрала !@#$%л &&&, и коробочка откликнулась: Я ТАК НЕ ДУМАЮ.
К изумлению Дэмп, приятное жужжание превратилось в пронзительный визг. Дэмп уронила коробочку и сделала то, что любое здравомыслящее дитя сделало бы в подобных обстоятельствах. Она откинула головку назад, открыла рот и взвыла.
Это сработало. Реакция миссис Маклахлан была мгновенной.
— Ты моя бедняжечка. Что случилось, киска? Неужели что-то в няниной сумке тебя укусило?
Дэмп похлопала по штуке с клавишами, которая валялась на блестящем паркете, проявляя признаки крайнего раздражения.
— Ах! — Миссис Маклахлан слегка побледнела. — Ты наткнулась на нянину косметичку. И, боже правый, у нее, кажется, случилась истерика… — Она подняла коробочку и нажала какую-то клавишу. В тот же миг визг прекратился, крышка захлопнулась, и мирное жужжание возобновилось. — Она тебя не обидит. Правда. Давай уберем ее. С глаз долой, из сердца вон, ладно? И нянину книжечку, и губную помаду. А теперь ты покажешь мне дом, хорошо?
Дэмп ползком отправилась в путь, сопровождаемая миссис Маклахлан.
Ночь опустилась на Стрега-Шлосс. Смолкли лесные голуби, воздух сделался холодным, а в кухонном палисаднике искромсанное лавровое деревце роняло слезы сока. Струйка дыма из трубы Шлосса становилась все тоньше, разбрасывая по ночному небу загадочные письмена из искорок и пепла. Летучие мыши поочередно падали со своего насеста на чердаке, и их крылья выбивали кожистую дробь в тумане, наползавшем с озера.
В тишине рва Ток съел на сон грядущий узорчатую золотую рыбку, отрыгнул в воду пузырьками и задремал, мечтая о закуске из нянь и одноруких пиратов.
На кухне Шлосса Мари Бэн, французская повариха, высморкалась, внимательно осмотрела результат этого действия на носовом платке и влажно чихнула в завтрашний суп. Погасив свет, она ссутулилась и засеменила наверх, в свою спартанскую спальню на чердаке. В заляпанном фартуке она несла три сэндвича с сыром и пикулями и две поваренные книги на тот случай, если сон замедлит прибыть, а голод навалится до рассвета.
В подземелье подо рвом со скрежетом и одышкой зашевелились какие-то тени. Звякнули цепи, затем все стихло. Лишь мерный звук воды, капающей на камень, отсчитывал ночное время, подобно подземным часам.
В винном погребе застучал и зажужжал большой холодильник. Там внутри, в своей постели из вечных льдов, покоилась Стрега-Нонна, видя во сне белых медведей, скрипучие айсберги и светящиеся колышущиеся занавеси полярного сияния.
Наверху, в детской, полусидя в высоких подушках, посапывала миссис Маклахлан в длинном белом ночном халате. В своем богатырском сне она не услышала шлепанья маленьких толстеньких коленок и ладошек, путешествующих по гладкому полу детской в поисках комфорта.
Дэмп разбудили бесшумные пальцы тумана, прижавшиеся к окну детской. Было похоже, будто озеро поднялось со своего ложа и пришло с визитом в Шлосс, чтобы пялиться на спящих, оставляя на окнах влажные следы. Дэмп озябла. Она вытолкала всех плюшевых мишек через прутья кроватки, а затем, наступив на маленький тренажер в углу, как на ступеньку, перевалилась через барьер и приземлилась на мат из мишуток.
Коридор, протянувшийся между детской и опочивальней синьоры Стрега-Борджиа, был длинным и темным. Дэмп ползла по системе Брайля, нащупывая дорогу по ковру, пока не достигла места назначения. Помедлив в дверях и сняв несколько клочков пыли со своей пижамки, она на полной скорости вползла в спальню. С некоторым усилием Дэмп взобралась на мамину кровать и, нырнув под простыни, поползла в них, как в туннеле, по направлению к возвышенности спящей мамы.
— Убирайся, Дэмп, — простонала Пандора. — Убери ногу с моего носа.
Дэмп проворно перебралась через Пандору и с надеждой ткнулась в следующее тело.
— Жуткое дитя, — пробормотал Титус. — Не води по моему лицу подгузником.
Не обращая внимания на брата и сестру, Дэмп раздвинула мамины веки, чтобы проверить, спит ли она. На нее взглянули два покрасневших глаза.
— Ты стягиваешь с меня одеяло, — пожаловался Титус.
— Я сейчас упаду с кровати, — заныла Пандора.
— Ради Бога! - взорвалась синьора Стрега-Борджиа. — Чья это кровать, в конце-то концов?
Дэмп улыбнулась прямо в лицо маме и радостно устроилась посередине кровати. Мать вздохнула. Совершенно очевидно, ребенок не сомневался в том, что кровать принадлежит ему. Синьора Стрега-Борджиа натянула одеяло на плечо Пандоры, убрала непокорный вихор за ухо Титусу, а сама свернулась калачиком вокруг маленького тельца Дэмп. Рядом спали дети, ощущая себя в безопасности в ее кровати, как повелось со дня исчезновения их отца. А синьора Стрега-Борджиа лежала без сна вот уже двадцать вторую ночь, уставившись в потолок, чувствуя, как слезы бесшумно катятся по ее лицу, и в миллионный раз задаваясь вопросом, куда же пропал ее муж?
А, СОБСТВЕННО, ГДЕ Я?
В серой тюремной камере, далеко-далеко от дома, синьор Лучано Стрега-Борджиа, отец Пандоры, Титуса и Дэмп, временно разлученный с супругой синьорой Бачи Стрега-Борджиа, проснулся с криком: «АААААААРХ!» По причине грандиозной головной боли крик перешел в стон: «Ааааа… ооо-оо… шшшшш».
Его взгляд заметался по камере, выхватывая с точки обзора на уровне пола четыре каменные стены, дощатую скамью, массивную дверь с глазком и тяжелым запором, избыточное количество режущих глаза электрических лампочек под самым потолком, а также некий предмет, подозрительно напоминавший ночной горшок и находящийся в пределах обонятельного восприятия от того места, где лежал узник.
Дела, похоже, не слишком хороши, решил он, медленно поднимаясь на четвереньки и осторожно перемещая затекшие конечности на деревянную скамью. Это и в самом деле горшок. А это тюремная камера. Штука, которая стучит и ухает на конце твоей шеи, — голова. Воспользуйся ею, Лучано. Ну-ка, приказал он себе, вспомни, что случилось…
Он находился в припадке раздражения по какому-то поводу, шагая по узкой аллее, ведущей от Стрега-Шлосса к основной дороге на Окенлохтермакти. Помнится, шел дождь, и именно поэтому…
В этот момент его отвлек таракан, вылезающий из горшка и устраивающийся на ободке с целью привести себя в порядок. К великому отвращению, узнику показалось, что таракан облизывает свои чуть заметные губки.