Повинуясь этому приказу, красный демон протянул поднос с табаком в самых различных формах. Асторот с благодарностью выбрал маленькую сигару и склонил голову, чтобы прикурить от одного из языков пламени, постоянно горевших в маленьких стенных нишах. Блаженно закашлявшись, он присел на корточки и стал ждать, когда его призовут.
Когда прошло, как ему показалось, не меньше нескольких недель, черный телефон зазвонил и Асторота провели в Присутственную залу. На дрожащих ногах он вошел в дверь и очутился в темноте столь плотной, что ее, казалось, можно было жевать.
— НА КОЛЕНИ! — прогремел голос, и Асторот тут же рухнул на пол.
— ПАДИ НИЦ! — повелел голос и добавил: — НИЖЕ… ЕЩЕ НИЖЕ… ВПЛОТЬ ДО ПОЛНОГО САМОУНИЧИЖЕНИЯ, МЕРЗКАЯ ОТРЫЖКА.
Приняв последние слова за приказ, Асторот изверг содержимое желудка на пол. Вспыхнул свет, и он увидел, что стоит на коленях на стеклянном полу, под которым, по слухам, горело неугасимое пламя Преисподней. Босс, сидевший за стеклянным столом, со стоном отодвинул недоеденный обед. Щелкнув пальцами, Первый министр вызвал уборщика.
— СКАЖИ МНЕ, МЕРЗОСТЬ, КАК ТЫ МОЖЕШЬ ОПРАВДАТЬ ПОТЕРЮ МОЕГО ДРАГОЦЕННОГО ХРОНОСТОУНА?
— Хм. — Асторот судорожно сглотнул. — Ваша Устрашающая Гнилость, если бы вы дали мне еще один шанс, я бы вам его добыл… Пожалуйста, Властелин Преисподней, Граф Ушной Серы, позвольте мне, вашему преданному рабу, выполнить для вас эту последнюю службу… — Сознавая, что раболепствует сверх меры, Асторот умолк.
— ЕЩЕ ОДИН ШАНС? — задумчиво повторил Босс, глядя вниз, туда, где коленопреклоненный Асторот умоляюще сложил руки. — ЕЩЕ ОДИН ШАНС? ТЫ УВОЛЕН, ИЛИ ЗАБЫЛ? И ЭТО НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. ТЫ БОЛЬШЕ НЕ ВТОРОЙ МИНИСТР ПРАВИТЕЛЬСТВА АИДА. ТЫ ДАЖЕ НЕ МЕЛКИЙ БЕС БЕЗ ПОРТФЕЛЯ. ТЫ ПАЛ НИЖЕ СУККУБА.
— Я знаю, — всхлипнул Асторот. — У меня огненная сила, словно у мокрой спички, и укус, будто у беззубой старухи, но… дайте мне еще один шанс, и я докажу, что я еще что-то могу… Пожалуйста! Пожжжааалуйста! Очень вас прошу! — Он распластался ниц.
— НУ ХОРОШО, — вздохнул Босс. — ХОТЯ ПРЕДУПРЕЖДАЮ ТЕБЯ, ТВОЯ СЛЕДУЮЩАЯ ИНКАРНАЦИЯ ПОКАЖЕТСЯ ТЕБЕ НЕСКОЛЬКО МЕНЕЕ РОСКОШНОЙ, ЧЕМ ТЕ, К КОТОРЫМ ТЫ ПРИВЫК…
— М-м-министр? — задрожал Асторот. — Вы имеете в виду, что мне предстоит переродиться в слугу? Или опять в женщину? Или… — он вдруг осознал ужасную возможность, — или в ребенка? О, пожалуйста, нет, только не это, что угодно, только не это.
Поднявшись из-за стола, Босс завернулся в отороченный мехом плащ, не обращая внимания на окружающую печную жару. Нагнувшись к Астороту, он промурлыкал ему на ухо:
— НЕ ВОЛНУЙСЯ, ЧЕРВЬ. Я НЕ ПОШЛЮ ТЕБЯ ОБРАТНО В ВИДЕ РЕБЕНКА. НЕ БУДЕШЬ ТЫ И СЛУГОЙ… НЕТ… — Он издал короткий смешок. — НЕТ, НЕТ. ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ ОБРАТНО К ВОДОЕМУ С ПРОХЛАДНОЙ ВОДОЙ, БЕСКОНЕЧНЫМ ПИЩЕВЫМ РЕСУРСАМ И ДОСТАТОЧНОМУ КОЛИЧЕСТВУ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ПРОТИВОПОЛОЖНОГО ПОЛА, СПОСОБНЫХ ОСЧАСТЛИВИТЬ ТЕПЛОКРОВНОЕ СУЩЕСТВО, ВРОДЕ ТЕБЯ…
— С-спасибо вам, Министр, — выдавил Асторот, не веря своему счастью. Голубые бассейны в тени пальм, бесконечные банкеты и стайки пышнотелых служанок? Будущее выглядело столь радужным, что он едва не ослеп. Асторот с усилием поднялся на ноги, с нетерпением ожидая обещанной инкарнации, забыв, к сожалению, что первым условием для назначения на должность Первого министра Аида была способность врать на голубом глазу.
В ВОЗРАСТЕ 4748 ДНЕЙ
Лэтч вытащил Стрега-Нонну из холодильника вечером накануне дня рождения Титуса; теперь старая леди, размораживаясь, сидела у кухонной плиты, чтоб окончательно оттаять к тому времени, когда надо будет пожелать счастья своему прапрапрапрапрапраправнуку. Осторожно огибая Стрега-Нонну, Пандора ходила по кухне, собирая для Титуса праздничный завтрак, гвоздем которого была большая малиновая булочка, соблазнительно дымившаяся в центре голубой фарфоровой тарелки. Булочка оставалась восхитительно мягкой и теплой с тех самых пор, как Пандора взяла ее в Библиотеке две недели назад; название Вечноплюшка давало некоторое представление о магических свойствах этого кулинарного шедевра. Сидя за обеденным столом, синьора Стрега-Борджиа грызла кусок пережаренного тоста и молила бога, чтобы ее желудок воздержался от бунта.