– Я ж тебе говорю – это «фу».
– Простите, Роман Батькович, не поверила я вам сначала.
– Ну, ничего, Лиза Батьковна, в следующий раз будете умнее,– шутливым тоном пролепетал я.
– Деловой какой! – сквозь смех воскликнула она.
– Ну, а что! Я же тебе говорю, а ты сомневаешься!
– Мама мне говорила – не доверяй малознакомым мужчинам!
– Вот, смотри… Пока пауза… Раньше мужчины как завоёвывали женщин? Пели серенады. Хочешь, спою тебе серенаду?
Она удивленно вздёрнула брови и чуть отвела вбок улыбающееся личико.
– Интересно! Как неожиданно! Это вот таким старинным способом ты решил завоевать сердце женщины?
– Да-да-да, Лиза! И после этого больше не смей сомневаться во мне!
– Ну-ну, – смеялась девушка.
Я встал и направился к оркестру (если его так можно было назвать, поскольку в нём был один струнный инструмент, а все остальные – ударные). На английском чуть слышно попросил их мне аккомпанировать, но именно так, как каждый из них сам чувствует и как того захочет. После этого я уже по-русски громким голосом скомандовал:
– Значит так! Ля миноррр, би-мажоррр, модуляция…
– Нет такого «би-мажор»! – хохотала где-то сзади Лиза.
Я резко поднял руки вверх, сжав кулаки – театральный эпичный момент. Наступила тищина.
– Счастье вдруг… В тишине… – запел я, медленно поворачиваясь в сторону девушки. Я заметил, как она, зажав рот ладонью и сморщив лицо, заливается смехом, а в её сильно увлажнившихся от беззвучного хохота глазах еще отчетливее плясало отражение огня.
Оркестр на полуслове вдруг заиграл кто во что горазд: барабанщики отстукивали каждый своё, а единственный струнный музыкант безразлично мучил инструмент. Началась абсолютная музыкальная вакханалия. Я продолжал петь, хотя меня, наверное, не очень было слышно, но меня это не интересовало. Изображая практически все движения Куравлёва из советской комедии «Иван Васильевич меняет профессию», я медленно приближался к девушке. Смеялись теперь все.
Ну а что? Серенада такая.
– Падла снег, падла снег, всё заморосило…
– Там нет такого! – покатывалась девушка. Она уже просто держалась за живот.
– Только б всё! Вот это вот всё… Нее напраааснооо быыыылооо!
Я резко подхватил плачущую от смеха девушку на руки и закружил вокруг себя. Остальной народ заголосил, засвистел, заулюлюкал.
– Пойдём гулять, ну их всех, – сказал я, глядя на лежащую на моих руках девушку.
Сейчас она уже молчала. Просто улыбалась и смотрела в мои глаза, будто бы искала в них что-то. И каждый раз, когда я что-то говорил, её прекрасный взор опускался и следил за движением моих губ, а затем снова окунался в мои очи.
– А как же танцы? – тихо спросила она.
– Они ещё долго будут, мы вернёмся. Я предлагаю пойти искупаться.
– Я боюсь скатов…
– Я тоже их боюсь. Тогда не пойдём купаться.
Девушка снова засмеялась. Но смех уже был мягкий и как будто шепчущий: «Мне с тобой хорошо».
– Может, опустишь меня на землю?
Лунная дорожка шевелилась на водной глади. Над головой высыпались звезды, перемешанные в причудливых ультрамариново-сиреневых завихрениях Млечного пути. Ночное мальдивское небо, так же, как и дневное, было прекрасно. Мы снова шагали по шипящим ночным волнам, которые, подступая, омывали наши ступни гребешками прохладной пены. Шли держась за руку и молчали. Я и Лиза что-то чувствовали внутри. Не нужно было никаких слов, наши души общались безмолвно, передавая импульсы друг другу через сцепленную руку. Холодный лунный свет застилал её прекрасное лицо, на котором блуждала смущенная улыбка. И в один из моментов я почувствовал какую-то резкую перемену. Радость вдруг сползла с её лица.
– Слушай… Я… – сказала Лиза.
Что-то не так.
– Что?
Она остановилась и молча посмотрела на меня. Весь её лунный силуэт слабо излучал какое-то непонятное беспокойство.
О, Господи… Все-таки, она замужем.
– Ладно, ничего… Пойдём назад? Посмотрим, что за танцы, – вдруг сказала она беззаботно.
Не хочет пока говорить. А зачем тогда начинала? Что не так? Ладно, не хочет, значит, на то есть причина. Ещё впереди много дней. Но мне это не нравится.
– Хорошо, пошли.
Она виновато посмотрела на меня и положила голову мне на плечо. Так, в такой позе, мы и дошли обратно.