Гришка осторожно двинул к себе винтовку — пальцы скользнули по холодному стволу, схватились за цевье, потянули. Винтовка не двигалась. Может быть, зацепилась, но Гришка почему-то был уверен, что ее держат за приклад. Он дернул, раз, другой, не решаясь оглянуться, отпустил и схватился за пистолет.
— Не дергайся, — очень тихо сказал за спиной Рамзес. Очень спокойно сказал, но за этим спокойствием Гришка почуял запредельное напряжение. — Вон он, напротив.
Гришка, до рези выкатив глаза, начал вглядываться в темноту по другую сторону костра и спустя долгую секунду различил фигуру — черную, чернее окружающей ночи. Кто-то неподвижно сидел у костра и молчал. У Гришки волосы зашевелились.
— Кто это?!
— Не вздумай палить, — еще тише ответил Глеб. — Возьми рюкзак и отползай без резких движений.
— К-куда?
Глеб одним словом обозначил маршрут, но Гришка не обиделся. Он начал пятиться, цепляя своим двуствольным монстром землю, траву и кусты, а рядом отступал старший. Черный не обращал внимания на их маневры; не двигался и не издавал звуков, будто умер.
— Мертвяк! — подтвердил Глеб, лихорадочно скатывая спальник. — Слышал я о таком…
Гришка суетливо дергал стволом из стороны в сторону, ему теперь со всех сторон чудились непонятные звуки. Оказалось — не только ему!
— А ну-ка, ноги в руки! — скомандовал Рамзес перехваченным голосом, и Гришка побежал, стараясь не потерять из виду тощий Глебов рюкзак. Осознавая, что вокруг происходит что-то невероятное: даже Рамзес, сносивший в Зоне три пары сапог, бежит сломя голову. Ибо ночью в Зоне не ходят, вспоминал Рамзес старину Ворона, это есть главное правило после бесшумного шага и впрок нажраться.
Разбрасывая комья земли и песка, забрались по насыпи и остановились. Костер сверху виделся едва заметным пятном красного цвета, и движения рядом с ним не замечалось. Гришка открыл уже рот — сказать что-нибудь колкое, но Рамзес схватил его за плечо, больно сжал, и Гришка осекся.
— Слышишь? — с придыханием спросил Глеб, и Бой услышал глухой нарастающий рокот, перешедший сначала в рев, а потом и в визг. От костра кричали, бездушно и громко, словно ревун воздушной тревоги. Не чувствовалось жизни в этом звуке, только механическая тупая угроза. Или призыв. Или еще черт знает что, и Гришка, не стесняясь паники в голосе, спросил:
— Это что, Рамзес?
— Это, м-мать твою, марш-бросок! — зло ответил Глеб, лихорадочно монтируя на лоб прибор ночного видения.
Он почему-то стал смотреть в другую от костра сторону. Гришка вспомнил, что и у него есть инфравизор, засуетился было, но тут же замер: Глеб глухо выругался.
— Смотри!
Гришка посмотрел. Со всех сторон на них двигались тусклые светляки: желтые, зеленые, бешено-красные; Гришка сначала услышал мерный топот, затем хриплый рык и взвизги и только потом догадался — глаза! Десятки пар псевдопесьих глаз, а рядом с псевдопсами, судя по звукам, еще сотни мутантов-слепцов спешат на зов. И через минуту сметут их с Глебом, как тряпичных кукол…
Стрелять они начали одновременно: Глеб очередями над землей, Гришка картечью — бестолково на таком расстоянии. Псы разом взвыли — кто свирепо, кто в предсмертном ужасе.
Гришка расстрелял магазин, сунулся в подсумок, но, как назло, в ладонь лезли только остроносые винтовочные патроны. Зарядить не успел — Глеб резко закинул автомат за плечи и боднул напарника в грудь. Гришка полетел с обрыва ласточкой, приложился спиной об землю — и рюкзак, зацепившись за что-то одним из бесчисленных ремешков-карманов-лямок, остался на склоне. Бой, едва не вывихнув плечи, кувыркнулся дальше, набирая в распахнутый в немом вопле рот пыль, грязь и землю. Через пару секунд он лежал под обрывом, живой и, видимо, здоровый, а рядом приземлился Рамзес. Весело ругнулся.
— Держись, пацан, — приказал, — сейчас нас будут рвать…
Он подхватил Гришку за плечи и поволок к костру, туда, откуда они бежали пару минут назад. Гришка хрипел и плевался. У костра он упал на колени и начал судорожно совать тупорылые ружейные патроны в патроноприемник. Дорогущий ремингтоновский механизм скрипел от набившейся грязи, но патроны принимал. Глеб залег чуть сбоку и тоже готовился стрелять. На черного по другую сторону костра они не смотрели, будто сговорившись. Будто и не было его.