Тоже мне, эстет. На людях ему, видишь ли, стыдно. Ну еще бы – дома у него личный туалет и отдельная ванная. А если в этом заведении парочка зомби себе логово свила?
Что ж, будем надеяться, Слон знает, что делает...
Просто так стоять и ждать было как-то неловко, и я занялся тем, зачем мы сюда по легенде явились, – испытаниями. Благо для этого не требовалось ничего, кроме свободного места. Аккумуляторы не сели, объектив функционировал нормально, капризничали только программы – все же они были предназначены для работы профессиональных видеокамер, зафиксированных на упоре, а не для любительских съемок. Изображение на экране планшета то плыло, то дрожало, и приходилось его постоянно регулировать, резать на отдельные стоп-кадры.
Снимать на DVD выход Слона из сортира я не собирался, поэтому в ту сторону принципиально не смотрел. В какой-то момент я увлекся и потерял счет реальному времени. Опомнился только после того, как мой бумеранг задел одной лопастью стенку и кувыркнулся в пыльную траву. Тогда я понял, что прошло уже не меньше получаса, что дверь в сортире открыта настежь и Слона нет, хотя все время было очень тихо...
В эту сторону мне хотелось меньше всего, однако если Слон ушел, то направиться он мог только к Свалке. И была эта дорога много хуже той, по которой мы прошли от поста и до станции. А я еще шпалы ругал... По сравнению с этими колдобинами полуразложившееся железнодорожное полотно с торчащими во все концы костылями было просто паркетом. Хуже всего обстояло дело с кругозором: проселок метался и вправо и влево, то вниз нырял, то наверх выскакивал, и вокруг все поросло этим самым проклятым чернобылем, прикрывалось кустами, а в одном месте на обочине стояли два грузовика, причем один практически рассыпался от ржавчины, а второй всего лишь оброс рыжим мхом. В общем, как-то так все время получалось, что где-то рядом, не дальше выстрела из рогатки, было место, где мог спрятаться хоть целый кровосос. Это здорово мешало мне идти, зато не было возможности думать о Слоне.
Я его не нашел. И это было не только страшно, но и странно до жути. Все-таки сто двадцать килограммов живого человека не могут так просто взять и растаять без следа. А все так и выглядело – ни крика, ни крови, ни даже травинки примятой.
Ясно было – он ушел. И сначала, осмотрев ближние ямы и груды мусора, я испугался за себя и обозлился на него. А потом подумал, что его мог увести контролер или другая местная нечисть, и тогда стал злиться и бояться наоборот.
До сих пор горжусь, что на раздумья мне хватило всего трех сигарет. Решающим аргументом стала мысль о том, что вот вернусь я один в родной город и придется всем (а это не меньше двадцати человек, в том числе его маман) по отдельности рассказывать, как так вышло, что я вернулся, а он – нет. Уверен, меня никто не обвинил бы всерьез, но друзей пришлось бы поменять все равно...
Короче, я встал и пошел. Сначала наугад, как ночью по тайге, затем одумался и начал каждый метр впереди гайками прощупывать. В этом стиле за час я прошел не больше километра. От постоянных наклонов – гаек при мне было не особенно много – у меня заболела спина, зато в голове от прилива крови несколько прояснилось.
И я перестал пучить глаза – все равно «мясорубку» или «изнанку» просто так не увидишь, а стал полагаться на детектор, который вполне исправно сработал перед «комариной плешью».
Я в одиночку шел по Зоне уже... третий час, и меня еще не съели. Как там Слон говорил: фифти-фифти?! Минусов было два: я не видел ни Слона, ни следов его присутствия, и кроме того, становилось все темнее...
Переломный момент наступил раньше, чем темнота затопила Зону. Я не выспался, я был на ногах уже часов восемь, мне приходилось постоянно смотреть под ноги, вперед, вокруг и на экран планшета. Я кидал и ловил бумеранг, вытаскивал и вновь совал в карман ракетницу. Курил на ходу, потому что останавливаться я боялся. Детектор обнаружил несколько аномалий, но их я обошел без особых проблем. А потом я поднялся на бугор и увидел, что дороги дальше нет – ее начисто завалило. Выглядело это так, словно кто-то вел самосвал, груженный железным ломом, а потом его позвали отвезти кому-то гарнитур, и он свалил весь груз прямо на дорогу и уехал.
Это еще не была сама Свалка – ее кучи виднелись метрах в ста дальше. По идее, обойти этот вал было можно, но с обеих его сторон были густые насаждения, через которые я и днем идти не рискнул бы. Сам завал возвышался чуть выше моей головы, и лежи это железо где-нибудь в Пензенской области, я бы обязательно полез напрямик. Детектор, кстати, молчал уже по меньшей мере час. Я даже тревожиться начал: полное отсутствие аномалий – это тоже ненормально, а стало быть, опасно до смерти.
Тогда я лег на спину, прямо на дорогу, закурил и зажмурил глаза. Почему бы, собственно, и нет?! Здесь и сейчас – в сгущающихся сумерках Зоны – было совершенно все равно, лежу я, сижу или бегу назад с воплем «Мама!». Хотя нет – бегать здесь было самоубийством.
И Слона я не нашел. И оружия у меня не было. И вообще я дурак! Назад нельзя, дорога перекрыта, ночь – и что я буду делать?! Это называется – попал! Чего мне дома не сиделось?! Нашел кому верить – он и сам, быть может, уже в чьем-нибудь желудке, и я тут надолго не задержусь!.. А затем я представил Слона, сидящего в сталкерском склепе, и то, как он угощает народ из своей фляжки настоящим коньяком, и ощутил что-то вроде ревности. Все же он скотина – ведь мог бы и прямо сказать, а не бросать как малого в детсаде!
Именно злость на Слоняру помогла мне собраться с силами и встать с тропы. Украинская ночь была действительно тиха, и звезды блистали исправно, но здесь, внизу, от этого светлее не делалось. Еще раз, теперь уже с фонариком, я осмотрел окрестности. Где-то метрах в двухстах сзади остались какие-то развалины, но возвращаться туда с фонарем по своим же следам было слишком опасно. Зато в трех шагах от дороги стоял старый «УАЗ» с металлическим кузовом. И ничего другого здесь просто не было: ни дома, ни ямы, ни дерева, на которое можно было бы влезть.
Сначала я проверил машину детектором, потом попытался снять своим телеглазом, бросил наугад пару гаек. Ничего. Только вылетел со звоном последний кусок бокового стекла. Еще минуты две я стоял, пытаясь вспомнить, как назывался двадцать лет назад тот ящик, в который запирали задержанных: «собачник», «клоповник»? Не вспомнил.
Одно знаю точно: я был первым в мире человеком, который влез туда добровольно и с благодарностью.
Зря все же смеются над ульяновскими машиностроителями. Пусть этот вездеход в области дизайна мог соперничать только с гробами и школьными партами, зато кузов был сделан на совесть! Выкрошились стекла, сгнили сиденья, колеса ушли в землю по самые оси, а решетка на двери, стойки и днище вовсе не спешили рассыпаться в труху. Я беспокоился за петли, но и они функционировали исправно, хотя, конечно, с жутким скрипом. Серьезным недостатком конструкции было отсутствие запоров и ручек изнутри. Да и снаружи ручек не было, а замок был выдран «с мясом», так, что сквозь дырку были видны гильзы на полу.
Эта дырка подсказала мне решение. Следующие полчаса я занимался тем, что пытался ножом проковырять еще одну дыру в другой двери. В моем универсальном ноже имелись разные приспособления, в том числе бокорезы, напильник и пилка, но не было ни одной электродрели, а без нее трудно проделать дырку даже в ржавом железном листе. И вот я стоял с фонариком в зубах и терзал проклятую русскую сталь то напильником, то бокорезами, а за спиной у меня шелестел, скрипел и лязгал металл.
Несколько раз я не выдерживал и оглядывался, даже светил фонарем и не видел ничего особо страшного. Но стоило мне отвернуться, как волосы на затылке начинали вставать дыбом и чесалось между лопаток. И я уже совсем уверился, что куча эта разумна и ночью ползает вперевалку по округе, подгребая под себя столбы и провода, колючую проволоку, сломанные скамейки и ржавые машины вместе с их содержимым.
Что ж, нервы есть нервы, если они вообще есть...
Я не смог сразу взять и залезть в железный ящик, когда в двадцати шагах от меня творилось нечто совершенно непотребное. То есть я это чувствовал, но не видел практически ничего. Убедить себя, что самоходных свалок не бывает даже в Зоне, я мог только подойдя к ней вплотную и лично все пощупав. Было бы светло, ей-богу – так бы и сделал!