– Так, если их нет на заводе...
– Водолаз, а ты в этом сомневаешься?
– Ну да, ну да... Они наверняка стартовали еще утром, но все равно надо объехать завод по периметру – если не будет следов, то они еще там. Только это надо сделать в темпе вальса, потому как до Чернобыля осталось километров двадцать, а там, за Барьером, мы их уже не достанем.
– А Барьер от Чернобыля начинается?
– Да. Вернее, от Залесья, его пригорода. Южные окраины еле видны, но к ним не подойти. Марево начинается чуть севернее. Там граница на местности обозначена, мы как раз выедем к тому месту, где Шплинт с Медузой опыты ставили. Пси-излучение, по его словам, активно действует уже там.
– А что за Марево?
– Так сталкеры называют эту фигню за Барьером. Тебе в учебке, наверное, про нее не рассказывали? Голубоватый купол, вроде ауры или тумана. Визуально насквозь не просматривается, для радаров и тепловизоров также непроницаем. Короче, крышка, накрывающая блюдце с секретами. Но, по словам Шплинта, через Марево он шел километра два – два с половиной, а потом видимость становится нормальной, только небо непривычное – голубое, но не обычное, а с каким-то непонятным оттенком. То есть Марево действительно является крышкой. Кстати, по спутнику эта крышка абсолютно правильной полусферической формы, а центр ее находится в Припяти.
– А у тебя откуда такие познания в припятьской топографии?
– У нас своя учебка, – усмехнулся Водолаз. – И изучаем мы там много интересного.
– Понял, военная тайна. А вот мы и приехали!
Заводик нас, естественно, ничем обрадовать не смог. На пыльном полотне рассыпающейся от времени и аномалий дороги мы различили довольно четкие следы «газоновского» протектора, уходящие на север.
– Н-да... Ну, чего делать, поехали следом. Надеюсь, до Чернобыля мы их перехватим.
Судьба улыбнулась нам даже раньше, чем предполагалось. Километрах в пятнадцати от завода мы подъехали к очередному мосту, на этот раз – через реку Уж. Вообще-то каналов по мере приближения к Чернобылю становилось все больше и больше. Но этот мост нас и обрадовал, и огорчил одновременно. Обрадовал – потому что частично обвалился под проезжавшим по нему «Газоном», и что-то говорило мне, что это именно Мойшин «Газон». Машина беспомощно зависла на темными водами Ужа, сев на днище. Наших «джентльменов удачи» видно не было, но зато они, по крайней мере, остались без колес. Огорчил – потому что без колес оставались и мы, а Водолаз, кроме того, передвигался не ахти. Правда, оставалась небольшая надежда, что для Мойши с Храпом обрушение моста тоже не прошло бесследно. Наша «Нива» мягко затормозила на уцелевшей половине моста. Я выскочил из салона. Следом тяжело вывалился Водолаз.
Спустя пять минут мы перелезли по кузову и крыше «Газона» через провал на ту сторону, и я увидел то, что вселило некоторую уверенность в успехе нашего безнадежного дела. На асфальте виднелись подсыхающие кровавые следы и разорванная упаковка от перевязочного пакета. Значит, по крайней мере один из них ранен, а следовательно, идти с нормальной скоростью парочка уже не сможет. Хотелось надеяться, что ранен Храп, поскольку у него, по свидетельству очевидцев, боевые характеристики явно выше, чем у Мойши. Если бы не находящаяся впереди деревенька, то, возможно, их даже можно было бы увидеть в бинокль.
А впереди я увидел Марево! Синеватый купол уходит от горизонта до горизонта. Высоту на глаз определить было практически невозможно.
– Это оно? Марево?
– Оно, родимое.
– Слышь, а сколько оно в высоту?
– Вроде бы тысячи полторы или две. Но вертушки там не летают – даже вне Марева, на трех-четырех тысячах аппаратура козлить начинает.
Хриплый, с издевательской интонацией голос раздался со стороны зарослей смородины:
– И откуда ж ты такой умный взялся?
Силуэт я разглядел, но в его очертаниях без труда угадывалось положение изготовки для стрельбы с колена, поэтому мысль вскинуть к плечу «АКС» была задушена в зародыше самым жестоким образом. К тому же с другой стороны дороги уже другой голос, зычный и властный, окрикнул:
– Оружие положить на землю! Разгрузки расстегнуть! Снять! Отойти на пять шагов назад! Лечь! Ноги в стороны! Шире! Руки в стороны, ладонями наружу! Любое движение без команды – открываем огонь!
Команды неизвестного мы выполнили быстро и четко. Даже Водолаз, несмотря на раненую ногу. Утешало одно – явно уставной лексикон неизвестного боевика. Значит, это либо военные, либо...
– С вами говорит командир группы быстрого реагирования «Долга». Назовите себя, если есть документы – к досмотру!
– Старший лейтенант Кравченко, командир сталкерской группы.
– Капитан Кривенчук, командир сторожевой заставы номер семнадцать.
– Интересно... Лежать! Я что, разрешал шевелиться? Два командира такого уровня и одни, у Барьера, да еще со снятыми знаками различия? Да и семнадцатый блок отсюда, товарищ Кривенчук, или как вас там на самом деле, далековато.
– Документы в вещмешках. А зачем мы здесь – узнаете, хотя это и не в вашей компетенции!
– Ты поумничай еще, что в моей компетенции, а что нет! Кондратьев, проверь разгрузки и вещмешки!
Мимо меня протопали ноги в белорусского производства берцах, послышались слабые щелчки застежек и треск липучек.
– Есть документы! Командир, здесь же фальшпогоны, старлеевские и капитанские, и отпоротые шевроны.
– Давай сюда! Так, Кривенчук кто?
– Я.
– Встать!
Я поднялся и увидел перед собой плотного усатого дядьку в черном долговском комбезе, поверх которого была надета идеально пригнанная американская разгрузка ALICE.
– Так, Виталий Петрович, значит? – Прищуренные глаза впились в меня, затем в фотографию в удостоверении. Толстые пальцы на удивление быстро перелистали на нужную страницу.
– Ага. Командир сторожевой... Значит, должна относиться ко второму ПОцу. Так. Войсковая часть номер... Действительно второй! Подпись? И подписывал Кондратенко... Вроде порядок. Зампотыл полка кто? Фамилия?