Глеб сорвал с плеча автомат; две пули – каждая в колено – надломили небыструю мертвякову поступь, но не остановили его. Глеб подозревал, что даже на культях мертвец поползет по своим неведомым делам.
Сталкеры пошли через сосняк походным шагом, постепенно отдаляясь от преследователя.
– Смотри по сторонам, – мрачно приказал Глеб. – Отчетливо понял?
– Не маленький! – солидно ответил Гришка и едва не вляпался в лужицу с подозрительным маслянистым налетом.
Глеб вел напарника медленнее, чем мертвяк. При всем его, Глеба, чутье и опыте, не всякий сюрприз он мог распознать и некоторые, возможно, безопасные места обходил, перестраховываясь. Даже если болт с ленточкой-хвостом летел идеально ровно.
– Отвали! – обрывал он Гришкино ворчание. – Трава была жухлая, а теперь снова зеленая. Почему? Не знаю, поэтому обойдем. Отчетливо!
На горки не влезал, в овраги не спускался.
– Рамзес, отклоняемся! – злился Гришка и совал под нос навигатор. – Скоро параллельно пойдем.
Глеб останавливался, доставал карту, смотрел на солнце и компас.
– Не понимаю, – признавался. – По моим расчетам, идем точно. Твоя машинка жучит!
– Сам ты! – устало возмущался Бой. – Это ж спутниковая система.
Глеб чувствовал себя неуверенно. Чутье подсказывало, что к рельсам пора бы и выйти, но – увы!
День клонился к вечеру, но почему-то не темнело, солнце будто прилипло к небосводу, а когда его цвет начал приобретать зеленоватый оттенок, даже лихой Гришка заробел и перестал доставать Глеба претензиями.
– Шабаш! – остановился Глеб, когда его часы отмерили полночь, а шагомер – шесть пройденных километров из планировавшихся четырех с половиной. – Привал, ужин, глубокий здоровый сон.
Гришка, разменявший без нормального сна вторые сутки, упал в траву, подставил зеленому тусклому солнцу лицо.
– Рамзес, ты что-нибудь понимаешь?
Глеб пожал плечами – Зона!
– Как-то вообще не в кайф. Что делать-то? ДжиПиЭс кажет, что мы между Канадой и Гренландией.
«Ты главного не заметил», – подумал Глеб, но, оказалось, Гришка заметил:
– И воды нет.
– Воды здесь нет вообще, – помолчав, ответил Глеб. – А где есть – дрянь вода, сплошная радиация.
На двоих оставалась неполная Глебова фляга.
– Подкрепляться, наверное, не стоит, – виновато проговорил Глеб. – От тушенки пить захочется. Спи, я покараулю.
– Не смогу заснуть, – признался Гришка и тут же провалился в беспробудный сон.
Его разбудил близкий рев мертвяка. Гришка разлепил загноившиеся глаза, глянул вокруг: зеленое солнце висело в небе, Рамзес с автоматом у плеча выцеливал кого-то в кустах.
– Собирайся, – скомандовал бумажным голосом. – Он нас догнал.
Гришка встал, одной рукой проверил нож, другой – пистолет.
– Я готов, – сказал и сам не узнал сухого от безводицы голоса.
Горло будто наждаком продрало. Человек живет без воды трое суток, вспомнил Гришка. В тепличных условиях. Под присмотром врачей. «Здесь я загнусь гораздо быстрее», – понял он.
Рамзес протянул ему широкую фляжную крышку, до краев наполненную теплой водой с привкусом обеззараживающей армейской таблетки. Гришка, строго по науке, смочил язык, потом ополоснул рот и только последний глоток выцедил с наслаждением, словно изысканное вино.
– Рамзес, мы найдем воду? – спросил он.
– Найдем, – буркнул Глеб и протянул кусок рафинада. Завтрак.
Два часа шли по компасу, потом, так и не выйдя на рельсы, по Глебову чутью и лесным приметам.
– Правильно идем, – стиснув зубы, божился Глеб. – Я здесь четыре года хожу, я знаю.
– Может, мертвяки рельсы сняли? – глупо пошутил Бой.
На обед ели холодную тушенку и допили воду. Глеб пытался докричаться до Севки, но рация только шумела на всех каналах.
– Коматоз, – сделал вывод осоловевший от еды и воды Гришка. – Ведь не поверят потом, скажут – го́ните.
Глеб взглянул исподлобья – напарник щурился на зеленое солнышко и улыбался.
– Оптимист... – не то осудил, не то позавидовал ему Глеб.
– Ага, – легко согласился Гришка. – Иначе вообще не в кайф.
– Куда нам идти, оптимист? – спросил Глеб. – У нас еще сутки в запасе. На потрепыхаться.
– Мне кажется, ты правильно шел, – твердо ответил Гришка.
Они пошли дальше, и почти сразу разморенный обедом Гришка напоролся на аномалию. Глеб никогда не видел такого: в воздухе между деревьями парили мелкие черные точки, словно туча мошкары. Гришка, опередивший напарника на полшага, вступил в тучу, и Глеб успел только вскрикнуть. Гришка оглянулся недоуменно:
– Ты что?
– Шаг назад, быстро!
Гришка отступил. «Мошкары» стало меньше, но на одежде и лице напарника появилось много черных оспин.
– Видишь? – Глеб показал стволом между деревьями.
– Где? – Гришка смотрел, едва не сунув в тучу нос, но ничего не видел.
Глеб сплюнул и повел Гришку в обход. Несколько часов спустя расползшиеся оспины превратили Гришку в рыжего негра.
– Твою мать, что родители скажут! – сокрушался Гришка, пряча испуганные глаза. – Это солнце, черт! Оно заходить будет, как думаешь?
Глеб шел теперь всегда чуть позади напарника, сняв автомат с предохранителя. Они брели медленно и устало. Мертвяк наверняка уже нагонял их.
– Рамзес, это была аномалия? – спросил спустя время Гришка. – Когда ты закричал, а я потом начал чернеть?
– Да.
– Какая?
– Не знаю. Здесь никто не ходил, – объяснил Глеб. – Никто не знает, какие тут аномалии.
Гришка долго молчал, потом сказал:
– Я вперед пойду. Раз уж так получилось...
Он шел, механически выбрасывая и подбирая затем болты. Воду он увидел первым. И единственным.
– Рамзес! – заорал. – Ручей! Ручей, Рамзес!
Мальчишка, исхудавший и почерневший, кинулся к огромному камню, затянутому черным моховым покрывалом, и принялся биться лицом в крутой гранитный бок, хватая ртом воображаемую воду. Глеб смотрел, закаменев, но когда Гришка отвалился в сторону, вытирая с лица настоящую вкусную воду, сам заспешил. Воды не было, хоть плачь, хоть камень грызи. Только горький мох.