— А помните…
И он вспоминал, и эти воспоминания отдавались глухой болью в груди, а сердце то сжималось, то рвалось на части. Алек, сидящий так близко и так безнадежно далеко, смотрел куда-то в пустоту невидящими глазами и пил. Сосредоточенно, будто от этого зависела его жизнь, а может, он просто держался за этот стакан, как за последнюю константу ускользающей реальности. Он не плакал, Блэк не плакал тоже. Да и у самого Ская слезы как-то не шли, глухое накатывающее отчаяние стремилось вырваться громким воем, а не соленой водой, стекающей по щекам. Бессмысленно рыдать, главное помнить. И он помнил, вспоминал: смеющегося Алекса, вторящую ему девушку с невозможными светло-карими глазами, улыбающегося Блэка, бег наперегонки до машин — все это было, но как будто бы давно и не с ними. Ничего не осталось…
Скай горько усмехнулся, косясь на русого парня с не менее невозможными глазами — только серо-стальными — сменившего ту девушку, и торопливо отвел взгляд. Все из-за него.
Алекс погиб из-за него, но иначе она бы умерла. Саша стала Алеком из-за него, но она бы не выжила по-другому. А его ошибка — бля, ну кто ж знал? Она сама не показала, сама — разумом он это понимал, но что-то в глубине души не соглашалось и груз вины не желал отпускать. Он осушил очередной стакан, наблюдая, как Блэк обхватывает Алека за плечи и что-то жарко шепчет ему на ухо. Передернулся. Слишком близко, слишком лично, слишком интимно. Нет, наверное, эти двое и правда знали Алекса лучше, чем он. Наверное, недаром Скаю всего казалось, что с Блэком алый лидер общается как-то больше, но не повод же — вот так. Взаимопонимание на почве общей потери. Блядь, как будто он ничего и никого не терял! Счастливый Скай. Ну, в их представлении, наверное, и правда счастливый. Лучший друг жив, бывшая девушка тоже выжила, только пол теперь немного не тот. Мелочи жизни.
А они все такие несчастные. Друг погиб, жены-мужья погибли. Блэк, разве что, не может похвастаться тем, что побывал на пороге смерти, но это поправимо. Скай тряхнул головой, понимая, что его понесло куда-то совсем не туда, и налил себе очередную порцию. Лицо Алекса стояло перед глазами, то ухмыляющееся, то серьезное. Иногда, в глазах мертвого друга появлялась странная печаль вперемешку с нежностью, и ему вспоминалось, что именно так алый лидер смотрел на Сашу. Что все-таки было между ними? И, вроде бы, есть у кого спросить, но он не ответит, в этом Скай был уверен. Хорошо, если морду не набьет, не дослушав. И за дело — на понимание этого остатков сметенного алкоголем разума хватало.
Чей-то смех ударил прямо по нервам, он передернулся и залпом осушил стакан. Каждый звук отдавался шумом в ушах и всплесками непонятной ярости. Скай никогда не замечал за собой любви к мордобою в состоянии подпития. Ну, никогда — до модификации. После — нести его стало чаще и качественнее, а рукоприкладство превратилось в универсальное решение всех проблем. Он сжимал руки в кулаки, тер ладони о грубую ткань штанов и пил, пил, стараясь не сорваться и не полезть в драку. Пока получалось, но провал близился, так что командирскому ору Скай обрадовался, как манне небесной.
— Да, что вы здесь устроили! Нашли кабак, уебки пропитые! Строиться!
Блэк шагнул к майору, пошатнулся и чуть не рухнул прямо в его объятия. Это отчего-то показалось чудовищно смешным и Скай тихо захихикал, слыша, как ему вторит сдержанный смех Алека.
— Поминаем, товарищ майор, — Кирилл икнул, вытянулся в струнку и широко улыбнулся. — Погибшего товарища!
— Какого, на хуй, товарища?!
— Сергей Анатольевич, — начал было Алый, но заткнулся, поймав бешеный взгляд командира.
— Какого, на хуй, товарища, я вас спрашиваю?!
— Алекса, — Скай взял со стола условно чистый стакан и щедро плеснул туда водки. — Присоединитесь? — спросил он, протягивая его майору.
Командир выдал девятиэтажную конструкцию, отвесил ему подзатыльник, но стакан взял и даже выпил.
— Чего сейчас-то? — уже куда как более мирно произнес он.
— Устроили… — Блэк запнулся на определении и пожал плечами. — Похороны. Вот и решили…
С минуту майор молчал, видимо, осознавая услышанное. Потом уточнил у Кирилла, как у самого смелого, где могила-то? Кир высочайшее доверие оправдал и, храбро приняв удар на себя, предложил показать. Когда они удалились, напоследок приказав всем бойцам убрать бардак и привести себя в состояние стояния, Скай, пошатываясь, прошелся по комнате и собрал все нетронутые бутылки. Рядом вертелся Алек. То ли решил помочь, то ли еще что — точно Скай сказать не мог. Он и думал-то с трудом, все силы уходили на удержание непотребно пьяной тушки в вертикальном положении. Из казармы они выбрались вместе, доползли по коридору до комнаты, когда-то давно — в прошлой жизни — принадлежавшей Саше, и ввалились внутрь. Обшарпанные, перепачканные чем-то черным стены, порезанный линолеум на полу — половина комнаты выглядела прилично, а вот по второй будто ураган прошелся.
— Ебать, — выдохнул Скай, глядя на это безобразие.
Алек засмеялся и прошлепал к койке, скидывая на нее свой ценный груз и растягиваясь рядом.
— Говорю ж, уебу пидорасов. Ну, хоть половину убрали уже, скоро я вас покину.
От этих слов стало до невозможности больно в груди, сердце будто в ладони сжали, но Скай заставил себя улыбнуться, вторя смеху алого лидера. Тот приглашающе махнул рукой, уже роясь в тумбочке на предмет чистых кружек. Или стаканов. Хоть какой-нибудь тары, в общем.
Нашел, что удивительно, учитывая общую грязь и разруху, но сам усомнился и прошлепал в душевую. Под шум льющейся воды и тихий голос, напевающий что-то мелодичное, но неразборчивое, Скай едва не уснул. Глаза закрывались сами собой, организм, казалось, твердо решил, что спиртного с него хватит и пора бы начать оное перерабатывать. В сознании Влада удержала только твердая решимость продолжить. Не ради Алекса и памяти о нем даже — ради самого себя. Потому что невозможно так: сходить с ума каждый божий день, бояться сказать лишнее слово, сделать лишний жест. Проще нажраться до полной несознанки и натворить хуйни. Будет, о чем жалеть, хотя бы.
Кажется, последнюю фразу он произнес вслух, потому что рядом — неприлично рядом, почти над самым ухом — раздалось:
— Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном?
Скай открыл глаза: Алек стоял рядом, низко склонившись над столиком и разливая по только что отмытым кружкам коньяк. Он улыбался — широко, но чуть печально, и Скай улыбнулся в ответ, дергая головой в подобии кивка.
— Однозначно, — он взял протянутую кружку и сел, с трудом обретая подобие равновесия, что физического, что душевного.
Алый пристроился рядом, запрокинул голову, внимательно, чуть сощурившись, глядя в потолок. Он был каким-то странным, слишком задумчивым и слишком трезвым для человека, который пил, не просыхая, вторые сутки. А еще Алек был слишком близко к нему, непозволительно близко. Испытание для нервов и для силы воли — сидеть вот так и не прикоснуться, когда даже пальцы дрожат и тянутся к нему.
— За нас, Скай, — уголок бледных губ дернулся в улыбке. — Пусть этот мир падает в любую пропасть, мы будем жить и помнить! — Алый прикоснулся к его кружке краешком своей, глотнул и рассмеялся. — Красиво говорю, блядь.
В его лице было что-то болезненно отчаянное. Скай выпил и только потом осознал, за что он выпил. Нашел, блядь, тост, пророк начинающий. Жить и помнить — наверное, худшее проклятие для них, для всех них. Хотя, живут же, после Алекса. И помнят. И Олю Скай тоже помнил, и даже того «хорошего мальчика». Лица всплывали в памяти, ему становилось почти больно от того, скольких они уже потеряли. И скольких еще потеряют.