— А спать и срать мы когда будем?! — при перечислении новых должностных обязанностей.
Но справились, вытянули, смогли. Оба серые и похожие на несвежие трупы, когда синяки под глазами уже переползают на шею, они продолжали служить и защищать, вновь и вновь вскакивая по тревоге, поднимая эскадрильи на крыло и побеждая. Всегда побеждая. Вопрос «какой ценой» не стоял. Любой, черт возьми! Два месяца — и личный состав уменьшился вдвое. Два месяца — и земля противника выжжена огнем, а вой сирен затих навечно, потому что вражеской авиации в небе не осталось.
— Победа? — неуверенно шептали по углам, но командир хмурился и молчал.
Скай знал, почему, и одергивал тех, кто произносил это слово слишком громко. Неважно, сколько авиации осталось у противника, неважно, сколько людей. У них оставалось ядерное оружие, а системы ПВО, мешавшие применять его в начале этой безумной восьмилетней бойни, оказались изрядно покоцаны к ее концу. Стоит врагу это понять, и что тогда будет?
Изо всех сил он старался не думать об этом, но мысли возвращались раз за разом, не давая спать, порождая тянущую боль в висках, не определявшуюся ничем. Плохо было физически, а «система» молчала, да и таблетки не помогали. Кто-то из звеньевых командиров заикнулся насчет отдыха, Скай нервно усмехнулся в ответ и посоветовал готовиться отдыхать на том свете, коль так не терпится. Совету вняли и отвалили, больше его не трогали и вопросов не задавали, а он бегал от своих же подчиненных, общаясь разве что с Алеком и Аллой. Алый лидер в качестве командира эскадрильи оказался человеком, пугающим до дрожи. Народ в части обходил его по широкой дуге, зная, что бьет командор без предупреждения, а взбеситься может от любой мелочи. Скай это тоже знал, но еще он знал, что на самом деле гложет его друга.
Потери, бессчетные потери. «Любой ценой выбить врага с позиций», — гласил приказ, и они его выполняли, но хорошо эти строчки смотрелись лишь на бумаги. Скай проклинал свою память за то, что каждого из погибших знал в лицо, Алек тоже. Но если он не мог спать и страдал от фантомных — похоже — болей, то алый лидер срывался на других. Кажется, те трое летчиков праздновали успешный вылет и считались сбитыми, когда Алый избил их едва ли не до полусмерти. Кажется, те мальчишки, спешно переведенные к ним для пополнения состава, бросили что-то вроде:
— Сладостно и почетно умереть за Родину! — когда он загонял их на плацу до обмороков.
Но страх, как ни странно, вызывали они оба. Кто-то — Скай подозревал, что замполит, — растрепал личному составу историю про допрос пленного генерала, от Алека стали шарахаться, уважительно косясь. Потом в массы пошел изобилующий живописными подробностями рассказ о том задании в лаборатории, и Ская начали избегать тоже. Нельзя сказать, чтобы он был сильно против, но было в этом нечто в корне неверное. Так бояться командиров — прямой путь если не к бунту на корабле, то к куче проблем. В конце концов, чем живут их солдаты, они уже толком не знали. Он говорил об этом, повторял, как заведенный, но Алеку было все равно. Он висел над докладами, приказами, отчетами разведок. Иногда к нему приезжал Блэк, они запирались где-нибудь вдвоем, надолго. Скай ждал у Аллы, и когда эти двое возвращались, начинались веселые посиделки с байками из склепа (как называли штаб) и забавными историями из жизни части, но такие случаи были невероятно редки. Все чаще Алек просто отбивал какие-то длинные письма, но в ответ получал короткое «ждите». Ждать алый лидер не умел, а потому страдали все окружающие — и сам Скай, в первую очередь. Спарринги между ними становились все жестче, превращаясь почти что в драки в полный контакт, до синяков и крови, но не прекращались. Скай видел в Алом нотку той безумной ярости, что накрывала его самого несколько лет назад, сразу после модификации. Иногда даже мерещился в серых глазах алый отблеск, но он убеждал себя — почудилось. Потому что бойцом — «вар»-ом, как решили ученые этот тип обозвать — Алек не был, а сменить тип модификации невозможно.
Дни, недели, месяцы бежали. Вылеты становились реже и длительнее — противник отступал, а от идеи перебазировать их эскадрильи командование отказалось. Голоса, твердящие о победе, крепчали, но Алек отчего-то продолжал вбивать эти слова в глотку тем, кто их произносил. Скай уже почти боялся его и за него, когда приехал Блэк и причина срывов алого лидера вдруг оказалась на поверхности.
Друг прибыл не один, он вообще был всего лишь сопровождающим того самого, памятного по разборкам с неисполнением приказов, генерала авиации. Генерал был смертельно серьезен и лишь сухо кивнул Скаю в ответ на приветствие, Кир, также, ограничился кивком, хотя в штаб они шли втроем. В кабинете командира их ждали: полковник — то есть, уже генерал-майор — Алек и замполит. Но после коротких приветствий, когда все расселись, вновь воцарилась тишина. Тягостная и гнетущая. Генерал и Блэк отводили глаза, Алый смотрел в пол, то и дело зажмуриваясь.
— Предмет нашей встречи, — неуверенно начал, наконец, Сергей Анатольевич.
Скай был так благодарен ему за эту фразу! Почти что расцеловать готов, но эта радость длилась недолго, разбитая вдребезги первой же фразой генерала:
— Ядерные бомбардировки территорий противника. Простите, товарищи, не хочу сиськи мять.
Он замолчал, замполит тяжело вздохнул, а Скай обвел их всех недоуменным взглядом. Ему не верилось, что это может быть на самом деле, что такое действительно происходит.
— Разведка… — хрипло сказал Блэк, откашлялся и продолжил. — Разведка докладывает, что противник с высокой долей вероятности применит ядерное оружие. Мы должны нанести превентивные удары.
— Тактические ядерные заряды? — командир казался растерянным.
— Да.
— Разумно, — протянул замполит.
Скаю хотелось заткнуть уши, закрыть глаза, зажать рот руками. Даже просто присутствовать здесь было кошмаром, но участвовать в этом безумии он точно не подпишется. И своих ребят под это не подставит.
— Три вылета, — генерал коротко и невесело улыбнулся. — Три удара, три города. Бить будем по правительственным зданиям. Дальше наши войска довершают дело.
— Зачем вы здесь? — решился спросить Скай.
Но увидев, как передернулось лицо генерала после этого вопроса, он чуть не сбежал. Тот случай, когда ответ очевиден изначально, но в него так не хочется верить.
— Нам нужны исполнители, — каждое слово было камнем и с грохотом падало, отрезая пути к отступлению. — Возможно добровольцы. Секретность абсолютная, их имена не узнает никто.
— Никто и не согласится! — Скай встал, сжав кулаки. — Никто не подпишется добровольно на это безумие! Вы сами понимаете, что предлагаете кому-то…
— Я полечу.
— … стать убийцей, — договорил он на автомате.
И лишь потом развернулся — медленно, чудовищно медленно, — чтобы взглянуть в глаза того, кто только что подписался убить тысячи, миллионы невинных людей. Он ждал стыда, боли, ужаса, но Алек смотрел прямо и спокойно, а тонкие губы кривила легкая, почти незаметная улыбка.
— Я полечу, — снова повторил он, глядя в глаза генералу. — А Блэк меня прикроет, сымитировать голос на коротких фразах не проблема. Вас устроит такой вариант?
— Нет…
Хрипло прошептал Скай на грани слышимости, но все-таки кивнул, и все остальные тоже кивнули, медленно и торжественно. Будто — хотя, почему будто? — подписывая приговор. А на следующий же день начался ад. Про ядерные удары солдатам не говорили, так что в эфире смеялись, шутили, обзывали врагов трусами, а то и чем похуже.
— Мы побеждаем! — ликующе кричал Ленька, пока Скай сидел, намертво вцепившись в ручку, и старался не думать, какой ценой куплена эта победа.
Он видел Алого в эти дни, мертвенно-бледного, но улыбающегося и язвительно проходящегося по рискнувшим подойти к нему бойцам. Его фразы растаскивали на цитаты: эскадрилья одерживала победу за победой — и они снова стали героями и примерами для подражания. Вечерами к Владу приходил генерал. В первый раз, он чуть не выставил начальство за дверь, но в сумке, что держал в руках его незваный гость, звякнуло стекло, и Скай посторонился, позволяя пройти. Они пили каждый вечер, почти до отключки. Генерал что-то рассказывал, но Скай не слушал, сосредоточенно опрокидывая стакан за стаканом. На последний день, после бомбардировки столицы противника, генерал снова пришел к нему, несмотря на то что до отъезда оставалось меньше трех часов. И они снова пили.