— Аметист, милая, — хрипло прошептал Дэмиен, — я должен снова сделать тебя своей! Честное слово, я хотел подождать, пока ты окрепнешь… но это сильнее меня, дорогая… я должен…
Вздрагивая от нетерпения, он улегся сверху и даже застонал от восторга — таким податливым и дивным было ее тело.
— Не надо бояться, я буду осторожен! Просто расслабься и впусти меня… моя дорогая…
Он поцеловал ее так, что Аметист позабыла обо всем на свете и очнулась лишь в тот миг, когда его копье решительным рывком проникло в ее лоно. Она охнула и зажмурилась от нового унижения. То, с какой алчностью принимало этого захватчика вышедшее из повиновения тело, казалось ей настоящим позором.
Дэмиен истолковал ее реакцию по-своему и настойчиво прошептал:
— Открой глаза, милая! Открой глаза! Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня!
Он терпеливо ждал, оставаясь совершенно неподвижным, и в конце концов, она медленно приподняла веки.
— Да, дорогая, — промолвил Дэмиен, начиная медленные, осторожные движения. — Я хочу, чтобы ты видела, кто любит тебя, кто овладел тобой до конца…
Охваченная новой волной экстаза, Аметист невольно зажмурилась, и снова Дэмиен остановился на полпути, упрямо повторяя:
— Открой глаза, Аметист, и смотри на меня! Пушистые ресницы дрогнули, и на этот раз в фиалковых глазах полыхало такое пламя неутоленного желания, что Дэмиен предугадал: она сейчас станет умолять его не останавливаться и довести дело до конца.
— Назови мое имя, милая! — приказал он. — Скажи, кому ты теперь принадлежишь? Чья любовь завладела тобой так, что ты больше не можешь одна распоряжаться своим телом? Скажи мне, милая… Аметист… назови мое имя…
Однако она молчала. Очарованная жадным взглядом серебристо-серых глаз, девушка все еще не могла признаться вслух, что окончательно подчинилась чужой воле, так же как Дэмиен не хотел признаваться самому себе, что столь упорное желание услышать от Аметист свое имя порождено ревностью и страхом. Вдруг, как только его возлюбленная закроет глаза, она выкинет из сознания его образ и заменит его в своем воображении Уильямом Шериданом?
Однако капитан не собирался отступать и повторял тоном, не терпящим возражений:
— Скажи мне, милая! Кому ты теперь принадлежишь? Назови мое имя, Аметист!
После короткого молчания Аметист словно со стороны услышала собственный голос, со всхлипом отвечавший:
— Тебе, Дэмиен… Я принадлежу только тебе… Ты владеешь мною, Дэмиен… Только ты…
Не в силах сдержать охвативший его восторг, Дэмиен приник к се губам в жадном поцелуе. Его рывки становились все глубже, все чаще, и вскоре любовники содрогнулись от ослепительной вспышки экстаза.
Дэмиен первым овладел собой и в тот же миг перекатился на спину, чтобы избавить хрупкую девушку от своей тяжести. Однако они все еще оставались вместе, и Аметист лежала на нем неподвижно, не делая попыток освободиться, покорная, расслабленная. Дэмиену не хватило духа прервать эту чудесную связь, и он просто накинул на них сверху одеяло, прошептав:
— А теперь отдохни! Спи и набирайся сил, об остальном я позабочусь… Тебе не о чем беспокоиться. Теперь ты моя, только моя…
Легкие шаги под окном и скрип открываемой двери мигом вырвали Дэмиена из чуткого забытья. Он посмотрел на Аметист, мирно спавшую в его объятиях, и заботливо подоткнул одеяло, готовясь к предстоящему объяснению с неугомонной Тилли. В тишине было отлично слышно, как она вошла в гостиную и застыла возле того места, где обычно устраивался на ночь капитан Стрейт.
Через минуту дверь в спальню распахнулась и, на выразительном лице доброй служанки удивление моментально уступило место гневу.
— Вы! — прошипела она, убедившись, что молодая хозяйка еще спит, и обращая всю свою ярость на самодовольного белого господина. — Вы в кровать мой Аметист! Аметист быть хороший девочка… чистый… Он не игрушка для бесстыжий капитан!
— Заткнись, Тилли! — грубо оборвал ее Дэмиен. — Тебя не касается, что я делаю в этой кровати! Не хватало еще перед тобой оправдываться. Кажется, я уже сказал тебе достаточно ясно: Аметист моя, и только моя, она принадлежит мне, и не тебе со мной спорить. Сегодня я всего лишь закрепил над нею свою власть!
Бедная мулатка не сдержала горестного стона. По ее темным щекам потекли слезы, и Дэмиен с тревогой оглянулся на Аметист, которая, судя по всему, уже проснулась.
— Тилли, ты напрасно так всполошилась, — заговорил он более спокойно. — Я всегда буду заботиться об Аметист и не причиню ей зла…
— Но… — Тилли никак не могла смириться со столь ужасным фактом, — Аметист ведь еще девочка… Масса Уильям Шеридан… Он хотеть Аметист делать жена…
— Ну, нет, больше она не девочка! — взорвался Дэмиен, снова услышав ненавистное имя. — А теперь будь добра, выйди отсюда и займись завтраком!
Мулатка ответила ему таким дерзким взглядом, что капитан разъярился еще сильнее:
— Если тебя это не устраивает, можешь проваливать ко всем чертям — я сам все сделаю.
Тилли возмущенно фыркнула и выскочила вон, громко хлопнув дверью. Дэмиен дождался, пока на кухне загремела посуда и, снова обернувшись к Аметист, увидел, что девушка молча плачет, отвернувшись к стене и сжавшись в комок.
Охваченный нежностью и жалостью, Дэмиен привлек ее к себе и зашептал:
— Милая, Тилли очень скоро смирится с тем, что мы теперь вместе! Пусть тебя не пугает ее гнев!
Аметист неловко кивнула, пряча лицо у него на груди. Он гладил ее по голове и чувствовал, как кровь тяжелыми толчками начинает струиться по жилам, разгоряченная близостью этого юного, чудесного создания. Однако на этот раз ему удалось овладеть собой, и он с неохотой разжал объятия.
Через час, когда Аметист умылась и позавтракала, Дэмиен заметил, что ее снова клонит в сон, и подошел к окну, чтобы задернуть шторы. Внезапно что-то словно подтолкнуло его: резко обернувшись, он успел поймать испуганный взгляд по-детски распахнутых глаз.
Его охватило раздражение. Неужели эта маленькая дурочка боится, что он будет набрасываться на нее всякий раз, когда в комнате станет темно?
— Ты можешь пока вздремнуть, Аметист, — произнес он как можно сдержаннее. — У меня есть дела, которыми мне необходимо заняться.
Капитан вышел из дома и направился в порт, но его раздражение нисколько не угасло. Он вынужден был признать очевидное: Аметист вовсе не страдала излишней пугливостью — просто она с удивительной чуткостью улавливала каждую вспышку его необузданной страсти.
«Стрейт, грязный ублюдок, — говорил он себе, — чего же еще ты хотел от такого ребенка? Ты только и делал, что разглагольствовал о своих платонических чувствах и намерениях, — чтобы через пять минут заняться с ней любовью! Кто после этого тебе поверит? Ты даже сам себе перестал доверять! Черт побери, она еще не встала на ноги после болезни, но даже сейчас ты успел почувствовать, как в ней проснулась ответная страсть. Дай ей время, парень, и твое терпение окупится!»
Тилли едва дождалась, когда капитан уйдет, и поспешила заглянуть к Аметист. Теперь никто не помешает ей выразить свое сочувствие!
Она выжидательно замерла возле двери, не зная, с чего начать, однако Аметист рассеянно смотрела в окно, явно не желая начинать разговор.
— Скажи, детка, тебе плохо? — наконец не выдержала Тилли. Ее звучный толос дрожал. — Что сделать для тебя Тилли, пока не вернуться капитан?
Служанка затаила дыхание, готовясь выслушать от хозяйки обвинительную речь в адрес капитана Стрейта и предложить ей свое утешение и поддержку, однако Аметист разочаровала ее, сдержанно ответив:
— Спасибо, Тилли, мне ничего не нужно. Я просто немного устала. Пожалуй, мне не помешает вздремнуть.
Только после того как Тилли, молча кивнув, вышла из комнаты, Аметист дала волю слезам. Она беззвучно плакала и ругала себя последними словами: «Дура, самоуверенная, упрямая дура! Вот и расплачивайся теперь за свое упрямство». Капитан Стрейт оказался настоящим колдуном, и ей следовало с самого начала прислушаться к советам Тилли! Аметист больше не сомневалась, что он действительно обладает над ней властью — иначе как объяснить это безумие, которое поглощает ее рассудок всякий раз, стоит только капитану к ней прикоснуться? Откуда берется эта слабость, эта истома, не имеющие ни малейшего отношения к лихорадке? Что заставляет ее тело пылать от страсти, жадно принимая его ласки, вбирая его в себя до конца? Ох, какая же она дура! Если бы она не пошла на поводу у ложной гордыни, если бы открыто приняла от Тилли ее амулет, то ничего бы этого не случилось — она оставалась бы гостьей в поместье Шериданов, Уильям сохранил здоровье и никому не позволил бы ее обидеть!