- Ваше превосходительство, хорошо ли вы обдумали приказание, которое я имел честь получить?
- Карамба! Конечно! Вот увидите, мой друг, вы останетесь довольны тем, что я намереваюсь сделать.
- Так как вы этого требуете, генерал, - ответил полковник нерешительно, - то... мне остается только повиноваться.
- Да, да, мой друг, повинуйтесь и будьте спокойны.
Полковник вышел без дальнейших возражений. Через несколько минут он появился снова в сопровождении Джона Дэвиса.
Американец переменил платье, которое было на нем ночью, заменив его на более соответствующее настоящему случаю. Он держался важно, и походка его была горделива, но вместе с тем проста и непринужденна. Войдя в зал, он изящно поклонился генералу и уже хотел заговорить с ним, но тот жестом остановил его, вежливо ответив на поклон.
- Извините, кабальеро, будьте так добры подождать несколько минут. Может быть, после того, что вы здесь услышите и что я буду иметь честь сказать этим господам, вы сочтете вашу миссию оконченной.
Американец поклонился в знак согласия.
Генерал обратился к присутствующим представителям городской власти.
- Сеньоры кабальеро, - сказал он им, - приказания, только что полученные мною, вынуждают меня немедленно покинуть ваш город вместе с войсками, которыми я имею честь командовать. На время моего отсутствия я оставляю на ваше попечение все дела. Я убежден, что вы в любом случае будете поступать осторожно, соблюдая наши общие интересы. Только берегитесь подпасть под влияние дурных советов! По моему возвращению - отсутствие мое будет непродолжительным - я строго потребую от вас отчета во всех ваших действиях! Теперь взвесьте хорошенько мои слова и будьте уверены, что ни один из ваших поступков не останется тайной для меня.
- Так вот по какому поводу совершилось передвижение войск сегодня утром. Вы действительно уезжаете? - спросил городской голова.
- Вы слышали меня, сеньоры кабальеро!
- Мы слышали вас, генерал, но, в свою очередь, как городской голова, я осмелюсь спросить вас, по какому праву вы, военный губернатор этого штата, покидаете один из главных его портов и предоставляете город самому себе в таких критических обстоятельствах, когда мятеж уже стучится к нам в дверь, и при этом покидаете его, не сделав ни малейшего усилия защитить нас? Поступать так, значит ли действительно быть защитниками этого несчастного края? Нет! Это значит отдать его в жертву анархии, которая, как вы это знаете сами, еще не наступила только потому, что присутствие войск сдерживало бунтовщиков. Генерал, мы не примем бремени, которое вы намереваетесь свалить теперь на нас; мы не желаем брать на себя такой тяжелой ответственности; мы не хотим исправлять чужие ошибки! Не успеет последний мексиканский солдат покинуть город, как мы все подадим в отставку, не желая жертвовать собой ради правительства, поведение которого, по нашему мнению, отличается таким эгоизмом и такой холодной жестокостью! Вот что я желал сказать вам, генерал, от себя лично и от имени своих коллег. Теперь - дело ваше, поступайте по собственному усмотрению. Вы предупреждены, что никоим образом не можете рассчитывать на нас.
- А-а! Сеньоры кабальеро! - вскричал генерал, гневно нахмурив брови. Так вот как вы хотите поступить? Берегитесь! Я еще не уехал, я еще хозяин в Гальвестоне. Перед отъездом я могу поступить с примерной строгостью с кем мне будет угодно!
- Сделайте это, генерал. Мы безропотно покоримся всему, чему вы пожелаете нас подвергнуть, будь то даже смерть!
- Отлично, господа! - продолжал генерал голосом, сдавленным от гнева. - Если так, я предоставляю вам теперь поступать, как вам заблагорассудится. Но, может быть, скоро я потребую от вас строгого отчета в ваших поступках!
- Не от нас вы получите этот отчет, генерал, потому что ваш отъезд будет сигналом нашей отставки!
- Итак, стало быть, вы отдаете страну в жертву анархии?
- Что же нам делать? Какие средства имеем мы в нашем распоряжении, чтобы помешать этому? Нет, нет, генерал, не к нам должны относиться все эти упреки!
Генерал Рубио в глубине души сознавал справедливость этих слов. Он ясно видел, сколько было в его поведении холодной и расчетливой жестокости по отношению к населению, которое, оставаясь теперь абсолютно беззащитным, могло легко стать жертвой низменных страстей. К несчастью, ничего другого нельзя было сделать: удержать город было невозможно, стало быть, оставалось его покинуть.
Не ответив ничего городскому голове (да и что бы мог он ему ответить?), генерал сделал знак своему адъютанту следовать за ним и уже намеревался выйти из зала, когда был остановлен Джоном Дэвисом.
- Извините, что задержу вас на одну минуту, генерал, - сказал он, - но мне хотелось бы поговорить с вами.
- К чему, кабальеро, - резко ответил генерал. - Разве вы не слышали того, что говорилось здесь? Возвратитесь к тем, кто вас послал, и расскажите им о том, чему вы были свидетелем: этого будет достаточно.
- Тем не менее, генерал, - начал снова с настойчивостью американец, я бы желал...
- Что такое? - перебил нетерпеливо генерал и затем продолжал с насмешкой. - Вы желали бы сделать мне предложение от лица инсургентов, конечно? Так знайте, сударь, что бы ни случилось, я никогда не соглашусь пойти на переговоры с бунтовщиками. Благодарите полковника Мелендеса, который изъявил готовность ввести вас ко мне. Без его посредничества я бы приказал повесить вас как изменника своему отечеству. Ступайте! Или нет, я не желаю, чтобы вы остались здесь после меня. Возьмите этого человека! приказал генерал повелительно.
- Генерал, подумайте о том, что вы делаете, - возразил американец. - Я уполномоченный! Арестовать меня, значит нарушить права людей, пославших меня!
- Перестаньте! - воскликнул генерал, пожав плечами. - Вы с ума сошли! Разве я знаю, кто вы такой? Боже мой! В какое же время мы живем, когда бунтовщики стали требовать каких-то своих прав у правительства, против которого они восстали, и считают себя ему равными! Вы - мой пленник, сударь! Но успокойтесь, я не имею ни малейшего желания ни обращаться с вами жестоко, ни удерживать вас долго. Вы переедете вместе с нами на материк, вот и все. Когда мы прибудем туда, вы можете отправляться, куда вам заблагорассудится. Вы видите, сударь, что мексиканцы, которых вам угодно изображать в таких темных красках, не так свирепы, как вам кажется.