Молодой человек вскочил как ужаленный, услышав эти резкие слова. Взгляд его потух, но вслед за тем грустная улыбка промелькнула на прекрасном лице.
- Спасибо, брат! - сказал он, схватив руку Джона Дэвиса и крепко пожав ее. - Спасибо за напоминание о моем долге. Я умру на своем посту!
- Ах! Наконец-то я вас узнаю, - радостно воскликнул американец. - Я был уверен, что ваше сердце не останется глухим к зову отчизны и вы до конца исполните ваш славный долг.
Молодой человек глубоко вздохнул и не нашел в себе силы ответить на похвалу, которую в глубине души считал незаслуженной.
В это мгновение снаружи послышались бряцанье оружия и топот лошадей.
- Что там происходит? - спросил Ягуар.
- Не знаю, - ответил американец, - но думаю, что нам не замедлят сообщить это.
Действительно, на вопрос часового: "Кто идет?" - снаружи что-то ответили, затем незнакомый всадник въехал в лагерь.
- Парламентер, - сказал Ланси, появляясь у входа в шалаш.
- Парламентер? - повторил Ягуар, бросая на Джона Дэвиса удивленный взгляд.
- Может быть, это помощь, которую вам посылает Бог, - ответил американец.
Молодой человек недоверчиво улыбнулся, но, обращаясь к Ланси, сказал:
- Велите войти.
- Входите, сеньор, - сказал метис, адресуясь к невидимому лицу. Командир готов принять вас.
Ягуар вздрогнул, узнав вошедшего. Это был Сандоваль, передавший ему накануне письмо.
Сандоваль вежливо поклонился двум людям, находящимся в комнате.
- Вы удивлены, видя меня, кабальеро, не правда ли? - улыбаясь, сказал он Ягуару.
- Признаюсь, - ответил тот, отвечая не менее вежливым поклоном.
- А объясняется все просто: я люблю положения ясные и определенные. В письме, которое я имел честь вручить вам вчера лично, я вам назначил свидание в Гуэва дель-Венадо для обсуждения важных дел, не правда ли?
- Действительно, вы назначили мне свидание.
- Но, - продолжал Сандоваль с отличавшими его непринужденностью и небрежностью, - как только мы расстались, у меня появилась одна мысль.
- Не будет ли нескромностью спросить, какая именно?
- Нисколько. Я подумал, что в настоящих обстоятельствах, принимая во внимание отношения, в каких мы с вами состоим, и то, что я не имею чести быть вам знаком, могло случиться, что вы не окажете мне доверия и заставите меня напрасно мерзнуть, ожидая вас в гроте.
Два инсургента обменялись взглядом, который был перехвачен Сандовалем.
- А-а! - сказал он, смеясь. - Кажется, я угадал верно. Одним словом, я повторю: так как нам надо обсудить важные дела, я решил идти прямо к вам, чтобы не возникло никаких затруднений.
- Вы хорошо сделали, благодарю вас.
- Не за что, я в этом деле заинтересован сам настолько же, насколько и вы.
- Даже если так, ваш поступок остается не менее порядочным. Вы ведь не парламентер?
- Я? Конечно, нет, я только прикрылся этим званием, чтобы легче было проникнуть в ваш лагерь и попасть к вам.
- Все равно, пока вы находитесь между нами, с вами будут обращаться, как с парламентером, и считать вас таковым. Так что можете ничего не бояться.
- Бояться? Чего же? Разве мне не служит ручательством ваша честь?
- Благодарю вас за хорошее мнение обо мне, я его оправдаю. Теперь, если вы не возражаете, перейдем к делу.
- Я ничего другого не желаю, - ответил Сандоваль с некоторым колебанием, бросая подозрительный взгляд на американца.
- Этот кабальеро - мой близкий друг, - сказал Ягуар, перехватив взгляд, брошенный его собеседником, - вы можете говорить при нем совершенно откровенно.
- Гм! - сказал Сандоваль, качая головой. - Моя мать, святая женщина, повторяла мне всегда, что если двоих достаточно для исполнения какого-либо дела, то незачем прибавлять третьего.
- Ваша мать была права, мой любезный, - сказал, смеясь, Джон Дэвис. Если вы возражаете против моего присутствия здесь, я удалюсь.
- Мне совершенно все равно, будете вы меня слушать или нет, - ответил Сандоваль беспечно. - Если я так говорю, то только для сеньора, которому может не понравиться, что другой услышит то, что я ему собираюсь сказать.
- Если это единственная причина, то вы можете говорить, потому что, повторяю, у меня нет тайн от этого кабальеро.
- Хорошо, этим все сказано, - продолжал Сандоваль.
Он сел на скамью, скрутил сигаретку из маисовой соломы, зажег ее от светильника, который стал теперь ненужен, поскольку наступил день и в комнате с минуты на минуту становилось все светлее, и, непринужденно выпуская клубы густого дыма изо рта и носа, сказал:
- Сеньоры, вы должны знать, что я - признанный вожак многочисленной и храброй армии изгнанников или беглецов, если хотите, которых так называемые честные люди в городах ошибочно называют степными разбойниками.
При этом странном заявлении, сделанном с циничной непринужденностью, оба слушателя вздрогнули и посмотрели друг на друга с изумлением.
Разбойник заметил это и, в душе довольный произведенным эффектом, продолжал:
- Вам нужно знать мое социальное положение, чтобы понять то, что за этим последует.
- Хорошо, - перебил Джон Дэвис, - но что вас заставило обратиться к нам?
- Две важные причины, - ответил откровенно Сандоваль. - Первая желание отомстить, а вторая - желание хорошо заработать, продав вам как можно дороже помощь отряда, которым я имею честь командовать, состоящего из тридцати хорошо вооруженных всадников.
- Продолжайте, но будьте кратки: время не терпит.
- Не бойтесь, в делах люди понимают друг друга с полуслова. Я не болтлив. Сколько вы мне заплатите за помощь моего отрада?
- Я не могу лично решать такие вопросы, - ответил Ягуар, - а должен доложить об этом главнокомандующему.
- Совершенно справедливо.
- Назовите только требуемую сумму, я сообщу об этом генералу, а он решит.
- Отлично. Вы мне даете пятьдесят тысяч пиастров. Половину - вперед, остальное - после выигранной битвы. Вы видите, я не требователен.
- Ваша цена нам подходит, но как мы свяжемся с вами?
- Ничего нет легче: когда вы захотите поговорить со мной, вы повяжете красные перевязи на копья ваших кавалеристов, я со своей стороны сделаю то же, когда мне понадобится сообщить вам что-нибудь важное.
- Решено. Ну, а теперь поговорим о другом деле.
- Вот оно. Однажды монах по имени отец Антонио прислал ко мне раненого.