— Что здесь происходит, сеньоры кабальеро? — спросил он. — Как могло случиться, что все вы собрались здесь меня встретить? Боже праведный! Должно быть, вы плохо исполнили мои приказания, иначе не были бы так внимательны по отношению ко мне. Хорошо, оставьте меня. Мы выясним это позже. А теперь я хочу остаться один. Ступайте!
Не сказав в ответ ни слова, бандиты разошлись по своим галереям, и через несколько минут зал оказался совершенно пуст.
В этот момент показался Руперто. Оставив своих товарищей в обществе нескольких прежних знакомых, он пришел присоединиться к человеку, отданному на его попечение.
Хотя Сандоваль сердечно приветствовал авантюриста, он сохранял вид человека, сознающего свое превосходство над другим, что и было замечено техасцем.
— О! Мы, как видно, уже не в прериях, — сказал он.
— Нет, — ответил атаман серьезно. Делая ударение на каждом слове, он произнес: — Вы у меня. Но, — добавил, дружески улыбаясь, — не беспокойтесь об этом. Вы — мои гости, и к вам отнесутся как следует.
— Хорошо! Хорошо! — сказал Руперто, который вовсе не был тронут любезными манерами атамана. — Я знаю, в каком месте сапог вам жмет, compadre! Я сейчас помогу вам. — И обернувшись к Урсу, который в эту минуту спускался с лестницы, все такой же дикий и всклокоченный, сказал, — Попросите Белую Газель прийти сюда. Не забудьте прибавить, что атаман Сандоваль желает поцеловать ее.
Главарь улыбнулся и протянул руку авантюристу.
— Простите меня, Руперто, — сказал он, — вы знаете, как я люблю этого ребенка. Если я не вижу ее хотя бы день, то мне будто чего-то недостает и я чувствую себя несчастным.
— Canarios! Я хорошо это знаю, — ответил Руперто с улыбкой, — а так как мне хотелось бы видеть вас в хорошем настроении, я не колеблясь отдал Урсу приказ привести сюда единственное существо, которое вы когда-либо любили.
Главарь молча улыбнулся.
— Ну, встряхнитесь, карай! — весело сказал авантюрист. — Она сейчас придет. Не хватает еще, чтобы вы были не в духе только из-за того, что ребенок не пришел поцеловать вас по возвращении, скорее всего потому, что заигрался. Вспомните, что мы ваши гости и поэтому имеем неоспоримое право на гостеприимство и что вы ни в коем случае не должны быть нелюбезными с нами.
— Увы! Друзья мои, — ответил атаман, подавляя вздох, — вы не имеете понятия о том, как отрадно несчастному человеку, стоящему вне закона, сознавать, что есть на свете существо, которое любит его ради него самого, без всякого расчета и задних мыслей.
— Тише! — быстро проговорил Руперто, положив руку ему на плечо. — Замолчите, мой друг. Вот она.
ГЛАВА XII. В пещере
Руперто не ошибся. В эту минуту появилось прелестнейшее создание, подпрыгивая, как молодая лань. Это был ребенок — девочка самое большее лет двенадцати, миниатюрная, свеженькая, смеющаяся. Ее большие черные глаза, розовый ротик с жемчужными зубками, ее великолепные черные волосы, спускающиеся двумя густыми косами до колен, полумужской-полуженский костюм — все в этой девочке сочеталось как бы для того, чтобы придать ее наружности отпечаток чего-то необыкновенного, неземного и даже ангельского — так велико было ее природное изящество и настолько ее невинный и искренний смех и глубокий и вместе с тем мечтательный взгляд составляли резкий контраст с окружавшими ее грубыми и страшными бандитами.
Когда девочка увидела атамана, глаза ее радостно заблестели; одним прыжком она очутилась в его объятиях, и разбойник с любовью прижал ее к своей могучей груди.
— А! — воскликнул он, целуя ее шелковистые волосы, голосом, который он напрасно старался смягчить. — Вот, наконец, и ты, дорогая Газель! Ты запоздала.
— Отец, — отвечая на его ласки, возразила она нежным, очаровательным голоском, — я не знала о твоем возвращении. Уже поздно, я не надеялась более увидеть тебя сегодня и собиралась идти спать.
— В таком случае, нинья 26, — сказал разбойник, опуская девочку на землю и целуя ее в последний раз, — тебе не следует дольше оставаться здесь. Я видел тебя, я поцеловал тебя, я могу теперь быть счастливым до завтра. Иди спать, я не эгоист! Я не хочу, чтобы ты потеряла свою свежесть из-за меня.
— О! — воскликнула она, мило покачивая своей миниатюрной головкой. — Мне больше не хочется спать, я могу еще немного посидеть с тобой, отец.
Белый Охотник За Скальпами с возрастающим изумлением смотрел на этого прелестного ребенка, такого жизнерадостного, смеющегося и любящего, который также был, по-видимому, горячо любим. Он не мог найти объяснения его присутствию среди бандитов, как и нежности, которую высказывал атаман.
— Вы очень любите эту девочку? — спросил он, привлекая к себе ребенка и целуя его в лоб.
Девочка взглянула на него глазами, широко открытыми от удивления, но не обнаружила при этом ни малейшего страха и не старалась уклониться от ласки.
— Люблю ли я ее?! — воскликнул разбойник. — Этот ребенок — радость и счастье нашего дома. Вы думаете, — добавил он с оттенком упрека в голосе, — что раз мы бандиты и стоим вне закона, то заглушили в своих сердцах все хорошие чувства? Заблуждаетесь! Ягуар и пантера любят своих детей, даже серый медведь, и тот ласкает детенышей. Неужели мы больше звери, чем эти четвероногие, самые свирепые из всего животного царства? Да, мы любим нашу Белую Газель. Она — наш добрый гений, наша защита. Пока она среди нас, нам все будет удаваться, потому что счастье всюду следует за ней.
— О, отец! — воскликнула девочка с чувством. — В таком случае вы всегда будете счастливы, потому что я не покину вас.
— Кто может отвечать за будущее? — глухо пробормотал бандит, и облако печали легло на его суровое лицо.
— Вы — счастливый отец, — сказал Охотник За Скальпами, глубоко вздохнув.
— Не правда ли? Но Белая Газель принадлежит не мне одному, она принадлежит всем нам: она наша приемная дочь.
— А-а! — протянул Охотник За Скальпами, печально покачав головой.
— Иди, дитя, — сказал Сандоваль, — иди, отдохни, уже поздно.
Девочка бросила ласковый взгляд на троих собеседников и скрылась в глубине одной из боковых галерей.
Главарь не отрывал от нее взгляда, пока мог ее видеть. Потом, обернувшись к гостям, которые, как и сам он, все еще находились под впечатлением этой трогательной сцены, сказал:
— Следуйте за мной, сеньоры кабальеро, уже поздно. Вы, вероятно, голодны и хотите отдохнуть. Гостеприимство, которое я могу вам оказать, будет хотя и скромным, но предложат его вам от чистого сердца.
Охотник За Скальпами и Руперто последовали за главарем в одну из боковых галерей. С каждой стороны в ней были своего рода ниши, закрытые вместо занавесей циновками. То там, то здесь на стенах галереи были прикреплены на железных кольцах зажженные факелы, распространявшие вокруг себя красноватый дымный свет, которого, однако же, было вполне достаточно, чтобы найти дорогу. После того как авантюристы шли в течении десяти минут по различным галереям, казавшимся настоящим лабиринтом, где нетрудно было заблудиться, атаман остановился у одной пещеры и, подняв полог, скрывавший ее вход, знаком пригласил спутников войти. Сам Сандоваль вошел за ними следом, опустив за собой полог. Пещера, в которую атаман привел своих гостей, была очень большой и высокой. Через незаметные для глаз трещины в нее проникал наружный воздух, отчего здесь не было душно. Несколько перегородок разделяли пещеру на комнаты. Золотое паникадило, похищенное, по всей вероятности, в какой-нибудь церкви, висело под самым потолком. К нему была прикреплена лампа с ароматным маслом, освещавшая ярким светом внутреннюю часть пещеры.