— Что ж, попробуем! — сказал американец.
— Стойте! — воскликнул Чистое Сердце. — В этом есть что-то непонятное, и я хочу, чтобы все разъяснилось. Предоставьте мне действовать.
— Как хотите, — сказал Джон Дэвис.
— Как могло случиться, — начал через минуту Чистое Сердце, — что вы, который посланы апачами, чтобы вести с команчами переговоры о мире, среди ночи покинули селение не как друг, а как вор, бегущий после совершенного им преступления.
Вождь презрительно усмехнулся и пожал плечами.
— Зачем долго говорить о том, что произошло; не стоит тратить время. Достаточно вам знать, что я покинул селение с согласия вождей племени. А если я мчался, то это потому, что спешил прибыть в то место, куда направлялся.
— Гм! — пробормотал охотник. — Я позволю себе заметить, вождь, что ответ ваш весьма неубедителен.
— Я уже дал ответ.
— Вы думаете, мы им удовлетворимся?
— Вам придется это сделать.
— Поступим так: мы с минуты на минуту ожидаем Черного Оленя, пусть он решит вашу участь.
— Как будет угодно белому охотнику. Когда приедет вождь команчей, мой брат увидит, что Голубая Лисица не солгал, язык его не раздвоен, и слова, которые исходят из его груди, искренни.
— Я желал бы этого.
В этот момент послышался условный сигнал.
Охотник тотчас ответил на него.
Пять минут спустя вождь команчей и вправду прибыл к тому месту, где его ждали охотники. Первым, на кого упал взгляд Черного Оленя, был Голубая Лисица, стоявший в кругу белых, скрестив руки на груди.
— Что здесь делает Голубая Лисица? — спросил он удивленно.
— Пусть вождь спросит об этом бледнолицых воинов, они ответят, — сказал вождь апачей.
Черный Олень повернулся к Чистому Сердцу.
Тот, не дожидаясь вопроса, подробно объяснил, что произошло, как он захватил в плен вождя, а также передал содержание разговора, который состоялся между ними.
Черный Олень, казалось, с минуту размышлял.
— Почему мой брат не показал знака, который я передал ему? — спросил он.
— Зачем? Ведь мой брат должен был приехать.
Вождь команчей сдвинул брови.
— Пусть мой брат остережется и помнит о данном слове, даже тень измены будет стоить жизни его сыну.
Дрожь пробежала по телу индейца, но лицо его оставалось по-прежнему неподвижным, как мраморное изваяние.
— Голубая Лисица поклялся на своем тотеме, — сказал он. — Это — священная клятва, он ее сдержит.
— О-о-а! Мой брат свободен, пусть он уезжает без промедления.
— Мне надо найти мою лошадь, она убежала.
— Мой брат, вероятно, принимает нас за детей, говоря такие вещи? — сказал Черный Олень с гневом. — Лошадь индейского вождя никогда не покидает своего хозяина, пусть он свистнет — лошадь возвратится.
Голубая Лисица ничего не возразил. Глаза его яростно сверкнули, но это было все, чем он обнаружил свои чувства. Немного нагнувшись вперед, индеец, казалось, несколько минут к чему-то прислушивался. Потом он слегка щелкнул языком и резко свистнул. Почти в то же мгновение в кустах послышался шорох, и лошадь вождя прибежала и положила свою умную голову хозяину на плечо.
Тот потрепал за холку благородное животное, вскочил ему на спину, пришпорил его и помчался во весь дух, не простясь с охотниками, которых этот внезапный отъезд вождя совершенно озадачил.
Джон Дэвис инстинктивным жестом приложил ружье к плечу, намереваясь послать вдогонку беглецу пулю, но Черный Олень резко схватил его за руку.
— Пусть мой брат не стреляет, — сказал он, — шум выстрела выдаст наше присутствие врагам.
— Вы правы, — сказал американец, опуская ружье. — Очень жаль. Я бы с большим удовольствием избавился от этого негодяя с мрачным лицом.
— Мой брат еще встретится с ним, — сказал индеец с выражением, не поддающимся описанию.
— Я надеюсь, и если это случится, никто не помешает мне убить это пресмыкающееся.
— Никто и не сделает такой попытки, пусть мой брат будет в этом уверен. В другой раз я расскажу вам, как могло случиться, что этому человеку позволили беспрепятственно удалиться, в то время как нам угрожает засада, им организованная. А сейчас не будем терять времени на пустые разговоры. Воины моего племени находятся на своих постах и ждут только сигнала начать сражение. Мои белые братья все так же согласны следовать за мной?
— Конечно, вождь! Мы здесь для этого, вы можете рассчитывать на нас.
— Хорошо, но я обязан предупредить моих братьев, что они подвергаются большой опасности.
— Ба-а! — возразил на это Чистое Сердце. — Они будут желанными гостями. Разве мы не привыкли к опасностям?
— Тогда на коней — и в путь! Мы должны обмануть обманщиков.
— Но разве вы не опасаетесь того, что Голубая Лисица поднимет тревогу и предупредит своих, что хитрость его открыта? — спросил Чистое Сердце.
— Нет, он этого не может сделать — он дал клятву.
Охотники не настаивали на своем утверждении, зная, с какой точностью и с каким благоговением индейцы держат клятвы, которые дают друг другу, и честность, с которой они держат слово. Ответ Черного Оленя убедил их, что им нечего опасаться вождя апачей; кроме того, он удалился в направлении, противоположном тому, где скрывались его товарищи.
Лошади были тотчас подняты, с них сняли опутывающие их веревки, и отряд тронулся в путь.
Дорога, по которой ехали охотники, пролегала между двумя оврагами, поросшими густой травой, длина ее достигала двух километров, и оканчивалась она развилкой. Здесь охотники на минуту остановились.
В этом месте, известном у индейцев под названием Лосиного Перегона, Черный Олень назначил свидание сорока лучшим воинам-команчам, которые должны были присоединиться к белым и действовать вместе с ними.
Все произошло так, как хотел вождь. Не успели охотники подъехать к развилке, как команчи высыпали из кустов, за которыми ранее скрывались, и приблизились к Черному Оленю. Были сделаны последние распоряжения, отряд построился в две колонны и двинулся в поход, выслав вперед разведчиков, которые должны были внимательно осматривать росший у дороги кустарник.
Отряд шел почти целый час, и ничто не привлекло его внимания, как вдруг позади раздался выстрел, и почти тотчас же, точно по сигналу, выстрелы стали раздаваться с обеих сторон дороги. Вокруг команчей и белых охотников засвистел град ружейных пуль, и они были осыпаны целой тучей стрел. Потеряв в первый же момент несколько человек, отряд пришел в легкое замешательство — непременное следствие неожиданной атаки.
С согласия Черного Оленя Чистое Сердце принял на себя командование отрядом. По его приказанию воины разделились на маленькие группы и отступили к развилке, где неприятель не мог атаковать, не обнаружив себя.
К сожалению, во время перемещения отряда Чистого Сердца была допущена серьезная ошибка. Отряд двигался чересчур быстро, и развилка осталась далеко позади него, а потому при отступлении неприятельский огонь преследовал его по всей линии. Чистое Сердце приказал воинам расстроить ряды и идти врассыпную — маневр, часто используемый в Европе. Всадники тотчас же рассыпались в разные стороны, пытаясь пересечь овраги, за которыми скрывались апачи, но поражаемые пулями и осыпаемые стрелами, которые индейцы пускали с неподражаемой ловкостью, команчи и белые вынуждены были бросить лошадей, надеясь на то, что пешими от дерева к дереву, шаг за шагом смогут ускользнуть от невидимого неприятеля, который проявлял в этой атаке настойчивость, обычно несвойственную диким племенам, у которых успех сражения чаще всего зависел от первого натиска.
Когда отряд достиг развилки, Чистое Сердце приказал ему построиться в каре. До этой минуты апачи хранили молчание, не было слышно ни одного боевого клича, ни один лист не шелохнулся в кустах, не раздалось ни одной команды. Вдруг перестрелка прекратилась, и снова воцарилось молчание. Охотники и команчи переглянулись с удивлением, граничившим с ужасом. Они попали в ловушку, расставленную неприятелем.
Наступил столь страшный момент, что его не может описать ни одно перо. Со всех сторон, справа и слева, сзади и спереди раздались крики, свист, звуки дудок, и апачи ринулись на неприятеля.