Ночь и снег и далекая луна опять молчаливо встретили Тоню и Толю и повели их из печального дома.
Тоня шла опустив голову и только около леса глухо сказала:
- Соврала я ей.
- В чем соврала, Тоня?
- Что ждать надо. Нечего себя обманывать. Ничего не будет…
Тоня подняла голову. Анатолий увидел ее освещенное луной лицо и удивился, поймав в глазах, всегда спокойных и ясных, то же тоскливое выражение, что в темных, запавших глазах тети Даши.
- Конечно, ей неважно живется. Она только говорить не хочет. А я не была у нее столько времени… Эх!..
- Ладно, Тоня. Что же говорить о том, чего поправить нельзя! Теперь надо подумать, как ей помочь. Я с ребятами потолкую.
- Да-да, непременно!
Тоня вздохнула, продела свою руку под руку Анатолия и, крепко ухватившись за рукав его полушубка, пошла с ним в ногу.
«Намаялась… - подумал Соколов. - И болтовня эта не даром ей далась… Надо о чем-нибудь другом с ней заговорить».
И тут же неожиданно для себя спросил:
- Тоня, а ты очень… дружила с Павлом? Ты прости, что я спрашиваю.
Но Тоня взглянула на него доверчиво и прямо:
- Ничего… Я с тобой сегодня говорить могу. Раньше и не подумала бы, а сегодня могу. Может быть, потому, что ты пошел со мной… Да, я очень любила Павлика.
Тоня пристально смотрела на дорогу и шагала все так же в ногу с Анатолием.
- Слово-то уж очень большое, - опять заговорила она. - Самой себе и то трудно его сказать. Но что же скрывать… Думаю о Павлике постоянно. Ни с кем мне так легко и интересно не было.
- Значит, тоскуешь? Мне вот… - Анатолий замялся, - Всегда хочется, чтобы ты была счастливой.
- А я счастливая! - горячо сказала Тоня.
- Как же так?..
- Вот так. Я счастливая. Разве ты не видишь? Я как себя помню, счастье всегда со мной. Павлик - это мое личное, понимаешь? Я о нем очень грущу, только общего-то это не меняет. Не умею сказать, но ты меня' пожалуйста, несчастной не считай. И не хочу, чтобы меня жалели, и неверно будет.
Она снова помолчала.
- Ты Павлика мало знал.
- Мало, да. Маму сюда в сорок четвертом перевели, летом. Осенью я со всеми вами в школе познакомился, а ушел Заварухин…
- В начале января. Как раз год назад.
- Г оворят, вы с детства дружили?
- С пяти лет… Жили близко друг от друга. А когда у нас на Таежном открылся детский сад, мама меня туда привела и спрашивает: «Ну, Тоня, с кем из ребятишек дружить будешь?» Я показала на Павлика и говорю: «С ним, с кем же еще!»
- А потом?
- Потом вместе в школу поступали, сели за одну парту. И так до конца, пока он не ушел.
Они опять замолчали. Глядя на неподвижные косматые деревья, Тоня живо вспомнила, как ходила с Павлом на прииск Добрый к матери раненого бойца. И вот сейчас опять идет она по зимнему лесу, но другой человек рядом с ней, и нет у нее вести, которая могла бы обрадовать.
Девушка растерянно посмотрела на Анатолия:
- Ты что-то сказал?
- Я спросил: неужели вы ни разу не поссорились?
- Ну, как же! - Она с сокрушением покачала головой. - Иной раз крепко ссорились. Я ведь в отца - нелегкий характер! Только это дела не меняло.
- А… как Павел?.. Он тебе говорил когда-нибудь?
- Нет, никогда, я и так знала.
- И теперь не жаль?
- Что не сказал? - переспросила Тоня, думая, что Павел, в сущности, не сказал ей ничего перед отъездом. - Вот именно, очень жаль, очень. Хоть я и знала, а так жалею, что не услыхала от него самого! И поэтому я ни от кого другого этих слов слышать не хочу.
- Никогда? - Анатолий даже остановился на минуту. - Но так ведь не бывает, Тоня. Это тебе сейчас кажется, а потом…
- Не знаю, что будет потом, - отрезала Тоня, - а сейчас не могу и не хочу ничего такого знать… Ты это учти, - прибавила она тихо.
- Не беспокойся, - сразу похолодевшим голосом откликнулся Анатолий, - запомню.
Они, не сговариваясь, ускорили шаг.
Тоня уже стыдилась своей откровенности, и последние слова показались ей излишне резкими, а Толя вдруг почувствовал, что очень устал и от далекой прогулки и от разговора.
Взглянув на окна Кагановых, Тоня сказала, как бы про себя:
- Женечка не спит. Рассказывает маме про свой успех.
- Ох, Тоня! - спохватился Анатолий. - Боюсь, что не потому у них свет горит.
- А почему?
- Ты не заметила, а когда мы выходили из школы, нам встретился доктор Дубинский. Он шел с помощником Михаила Максимовича, Кирюшиным… И доктор сказал: «Бывают же такие неожиданные ухудшения. А всего час назад она совсем прилично себя чувствовала». Боюсь, что Женина мама…
И ты мне ничего не сказал? - с укором крикнула Тоня и бросилась к дому подруги.