Я хотела встать и натянуть свою термалку, но мышцы не хотели работать. Хныча, я упала на жесткий матрас, и пожелала, чтобы из воздуха появилось одеяло. И почему у меня нет такой способности?
Вдруг кровать прогнулась и надо мной нависла темная тень. Если бы глаза не светились ярко-желтым, я бы закричала.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я з-замерзла, — выдохнула я.
— Они принесли дополнительные одеяла. Тебе до сих пор холодно?
— А-ага, — мои зубы стучали. Я услышала, как Сет вздохнул, и потом почувствовала, как его руки двигают меня на другую сторону кровати.
— Ч-что ты делаешь?
— Согреваю тебя, с тех пор как мы принесли сюда все возможные дополнительные одеяла, — он притянул меня к своей груди и обвил руками. — Вау, ты холодная. Как маленькая ледышка.
Я сжала свои глаза.
— Я не п-предлагала этого.
Он уткнулся подбородком в мою голову.
— У тебя есть идея лучше?
— Да, и-иди и принеси больше одеял?
— С ними не будет настолько весело, как со мной.
Я ничего не ответила на это, потому что, если честно, Сет правда был горяч. Горяч в платоническом смысле, горячее тело. Затем его ноги расположились между моими, и я распахнула глаза.
— С-Сет!
— Просто хочу быть уверенным, что ты согреваешься. Это работает? — Сет переместил свои руки под одеяло, и одной рукой накрыл мое бедро.
Я прикусила нижнюю губу. Да, я нагревалась.
— Алекс?
— Да? — я начала ерзать и остановилась, когда рука Сета сжалась на моем бедре.
— Что ты делала вечером в лабиринте, еще и без половины своей одежды?
— Что? — я взвизгнула.
— Ты… ты не помнишь? — Сет запустил свою руку под подол моей рубашки. — Твой живот еще холодный.
И его рука, правда, была теплой. Я говорила самой себе, что не убрала его руку именно по этой причине.
— Н-нет, я н-не знаю, о чем ты говоришь.
— Хорошо. Ты помнишь наш разговор за ужином?
Что за глупый вопрос.
— Да.
— Ты пошла в спортзал?
— Да.
— Что случилось потом, Алекс?
— Я немного поработала с манекеном и потом, — я замерла. Что потом? Я помню, как шла забрать толстовку.
— Свет погас.
— В спортзале?
Я кивнула, все еще концентрируясь. Мои воспоминания были размытыми, я не могла дотянуться до них. Так бывает, когда не можешь вспомнить слово, которое вертится на языке.
— Я не знаю.
— Больше ничего не помнишь?
В голове просто огромное белое пятно вместо воспоминаний.
— Ты можешь просветить меня, что случилось?
— Я надеялся, что ты можешь это сделать, Алекс. Мы не знаем, что случилось. Леон нашел твой свитер и обувь в начале лабиринта. Очевидно, его это встревожило. Он нашел тебя там, полузамерзшей.
— Что? Я не делала этого, — я нагнулась и остановила его руку. Она подозрительно двигалась на север. — Ну, я не помню, чтобы делала это. Звучит слишком глупо.
Пальцы Сета сжали мои ребра.
— Ты помнишь, чтобы говорила с кем-то из чистокровных?
— Нет. Я ничего не помню после того, как свет погас, — я остановилась, понимая, на что намекает Сет, — Ты… ты думаешь, кто-то из чистокровных внушил мне это?
Он ответил не сразу.
— Да.
— Но в этом нет никакого смысла. Зачем чистокровному заставлять меня идти в лабиринт? Среди всех вещей, которые они могли меня заставить сделать, они… — я закрыла свой рот. Я не имела ни малейшего понятия, что они внушили сделать. Прогулка по лабиринту, возможно, была частью чего-то. Что угодно могло случиться. Я не знала, что именно, и меня начало тошнить. Влияние было жестоким, чистым и простым. Оно лишало человека воли и возможности сказать «нет». Это было в каком-то роде насилием над разумом.
Но почему я не могу вспомнить, что случилось? Я только раз была под принуждением, когда Эйден заставлял меня спать в ночь, когда они нашли меня на складе. Но я все помню.
— Алекс? — Сет убрал свою руку из-под одеяла и положил мне на лицо. Мой живот немного заскучал по его руке. — Ты помнишь что-нибудь?
— Ты думаешь, меня заставили забыть принуждение? Это возможно?
— Возможно. Принуждение безгранично.
Я сглотнула.
— Я была в одежде, да? Не было только обуви и свитера?
— Да, — его голос был напряженным. — Я думаю, будет лучше, если ты не будешь ходить одна, Алекс. Я знаю, ты ненавидишь эту идею…
— Они отправили меня на холодную смерть, — сказала я, ошеломленная осознанием этого. — Я бы умерла, если бы Леон не нашел меня.
— Как я сказал, будет лучше, если ты не будешь ходить одна.
Я хотела ударить кого-то. Еще я хотела плакать. Не люблю это чувство безнадежности, эту неизвестность. Я вдохнула и медленно выдохнула.
— Я хочу знать, кто сделал это.