Она возвращалась и, бережно прибрав мешочки с пряностями – нам казалось, они были ей дороже всего – вываливала остальное на стол.
Чего же только там не было, в этих сказочных посылках! Сушёный инжир и хурма, грецкий орех и фундук, чурчхела с изюмом, чурчхела с орехом, козинаки... А ещё миндаль, мандарины... Огромный гранат... А фейхоа? Вы пробовали фейхоа?
В отдельной упаковке кто-то положил поминальное угощение для взрослых – фляжка с чачей, кусок грузинского хлеба, завёрнутый в холстинку, бастурма и баночка ткемали. Кто же этот щедрый и памятливый, что так любовно собирал посылку, соскабливал с крышки прежний адрес, выводил корявыми буквами вновь? Кто тащил на почту тяжеленный ящик и ждал нескорого сообщения – как дошло?..
...Сестре было четыре года, когда разбился её отец, командир авиаотряда.
Похоронив мужа, мама уехала в Москву. Навсегда. Оставила лётную работу. Вышла замуж.
В Тбилиси она больше не бывала, хотя по указанному адресу её помнили, любили и ждали. Она с радостью принимала в своём доме многочисленную тбилисскую родню – от свекрови, не снимавшей траура, до самых дальних родственников. Но самой туда – нет!
Не находила душевных сил, не изжив до конца горя?..
Мама была сильным человеком. Но насколько сильным, я стал понимать только теперь. Она не хотела оказаться в городе своей любви, помнившем её лёгкой, задиристой девчонкой с косой до колен, невестой, а потом – женой Ерванда, любимицей большой семьи... Вернуться другой женщиной, просто домохозяйкой, обременённой детьми... Она не могла, не хотела, запретила себе это, чтобы не бросить тень на своё удивительное, сказочное, неповторимое прошлое.
Но это лишь мои домыслы...
...Мне довелось жить там, по этому адресу. Ещё живы были братья Ерванда, сестра, соседи. Однажды мама меня спросила:
– А платан во дворе помнит мои руки? – Ей очень хотелось ещё раз прикоснуться...
Давно нет этого двора. Нет старого дома...
Но в снах, в мыслях я бываю там... Спускаюсь от вокзала, останавливаюсь на углу Челюскинцев и Плеханова. Направо – киностудия, парк Муштаит... Слева – проспект...
Как называется теперь это место?.. Кто скажет?
Декабрь 2010 г.
БЫЛО ТАК…
Идеализируя уходящий образ жизни, возможно,
мы сами, того не сознавая, предъявляем счёт буду-
щему. Мы ему как бы говорим: вот что мы теряем,
а что ты нам даёшь взамен?
Фазиль Искандер
Осушив стакан, Аристофан отёр сгибом указательного пальца усы, затянулся сигаретой и, окинув орлиным взором застолье – всё ли соблюдается должным образом? – начал рассказ:
– Было так... – он делает паузу и, для усиления красноречия, прибавляет акцента. – В наше родовое село приехал из Сухума дальний родственник соседа. Сафсэм эспорченый парэн… Эво имия… нэ хачу язык пачкат! Вапше: мамадзагло! * Этот негодяй увидел мою сестру Русико. Все знают Русико? Красавица. Шестнадцать ей было… Тот, кого имия я не хачу, нахально подошёл к ней и… давай, говорит, сама знаешь что. «Пашол протч, бестыжай жеребец», – даёт отпор Русико. «Давай, не то силой будешь моя», – и хватает её за руку… Русико – девушка крепкая! – глаза Аристофана лучатся братской гордостью, голос набирает дополнительную звучность. – Не смотрите, что княжеского рода: ездит верхом не хуже меня, стреляет кабана в глаз. Может выдоить буйволицу, а для этого нужны очень крепкие пальцы... – Аристофан на мгновенье умолк и довольно проказливо посмотрел на меня.
Мне показалось, что я уже слышал это. Фраза очень знакома... Ну, конечно – это же «Сандро из Чегема»! Возлюбленная дяди Сандро. Чистокровная сванская княгиня, знаменитая на весь мир благодаря не менее известному автору, земляку Аристофана, чьи слова вынесены мною в эпиграф. Как глубоко проникло в народную душу и плоть его творчество!
Ай да Аристофан! Всякое лыко в строку. Ма-ла-дэц! Я в восхищении поднял большой палец. Благодарные слёзы блеснули в глазах моего друга.
– Да… Наша Русико – девушка крепкая... Вырвала руку и по морде. Два раз. Этот маймун **, не к столу сказано, сильно спортил воздух. Наверное, много лобио кушал и пил плохое вино. В позорном бессильи он отошол протч и ругал нашу Русико... – Аристофан воздел руки к небу, показывая беспредельность гнева, не допуская даже в пересказе возможность приблизить бранное слово к чистому, как снежные вершины, имени сестры.
Трагическая развязка нависла над столом чёрной тучей. Очередной стакан вина был выпит в некотором замешательстве, под краткий тост, более подходящий русской выпивке: будем? – будем!
Выстроив в уме эффектную концовку, Аристофан продолжал:
– Бедная девочка прибежала в слезах. Вах, генацвале, что с тобой? – спросила мать. Русико не дала ответ. Что случилось, Русудан? – громко спросил мой брат Дато. Затем он второй раз спросил то же. Русико, не в силах больше молчать, сделала признание… Мой брат Дато, – Аристофан искусно внёс голосом звенящую дрожь стали, – быстро брал кинжал, шёл их дом и одним ударом предал смерти обидчика. Имия… нэ хачу! Два дня и две ночи его грязный труп клевали хичные птицы и раздирали шакалы, – гневно сверкая глазами, закончил Аристофан.
Все облегчённо вздохнули: возмездие свершилось. Дато поступил как настоящий мужчина – смыл позор кровью обидчика.
– Так выпьем за то-о…
– …Дато, благодаря выдающимся заслугам отца, – рассказывал Аристофан при очередной встрече, – получил всего шесть лет. Уже прошла половина. Хватит, да? Надо деньги… Мы с братьями хотели взять банк. Мало – два банка! Отец запретил. Я что, он сказал, до самой смерти на прокурора работать буду? Дато торопит. Отец отвечает: пули ара, бичо***. Вот мы и зарабатываем. Честным трудом... – В словах слышалась озабоченность и какая-то недоговорённость.
Я с любопытством думал: сколько же надо денег? Но спрашивать здесь не принято.
– Э-э! Что я говорю! – нарушил паузу Аристофан. Ему стало неловко: омрачил другу праздник разговорами о деньгах, неприятностях.
Гость должен от-ды-хать...
– Мой брат Резо – сварчик 1-го класса, я – экскаваторчик 1-го класса, младший, Автандил – шофёр 1-го класса. Все – первоклассники! Ещё полгода, и Дато будет дома, клянусь матерью... – Вопрос, томящий гостя, был снят.
Уточнять, какая профессия у Дато – каменчик 1-го класса или, вообще, заслуженный агроном республики – мне не приходило в голову.
Год спустя я получил телеграмму: «Генацвале прилетай рождение сына аэропорт Сухум Любой время Аристофан»
У трапа ТУ-154 меня встретил младший, Автандил. Мы ехали в деревню, где вторую неделю вся родня праздновала рождение сына Аристофана и его жены Эки. И где с таким нетерпением ждали меня…
– Ну, как, удалось выкупить Дато? – спросил я по дороге.
– Выкупили… Снова сел.
– Что-о? Опять кто-то Русико обидел?
– Э-э! Зачем Русико? – не понял Автандил. – По своим делам…
– ???
– Вах! Ты не знаешь, дорогой? Дато – квартирный вор. Высшей квалификации! – Автандил поднял палец. – Его знают от Ростова до Тбилиси. Этот раз попал глупо, стареть стал. Что взял – кольца-шмольца – подарил проститутке в Сочи. Она показала бармену – купи… Взяли в номере, без штанов.
– А история с обидчиком Русико? Аристофан рассказывал, сванская княжна…
– Ара, кацо****, мы – гурийцы. Не сваны, – голос моего водителя построжал.
Я уже пожалел, что завёл этот разговор, но меня зациклило, засел в башке дядя Сандро и его подвиги.
– Значит… она не княжна?
Машина резко вильнула к обочине и встала. Автандил в негодовании сбросил руки с баранки: