Затравленно озираясь на окна, из подъезда вышла Нюся. Она едва держалась на ногах. От слёз и побоев лицо её распухло, глаз заплыл.
– Где твой Иван, дочка? Адрес.
– Не надо... Дядя Иса!.. – Нюся в мольбе протянула руки.
За эти кошмарные дни и ночи она ни разу – ни словом отчаянья, ни в мыслях – не помянула худо Ванечку. Она мучительно страдала за своё осквернённое тело: «Как признаюсь? Ведь не захочет меня такую, бросит... Зачем тогда жить...»
– Он не знал... Он добрый...
Старик скривился в горькой усмешке:
– Кто предал раз – предаст снова...
– Не убивай, не убивай... Умоляю... Я сама виновата!
– Э-э! Слабые женщины – слабый народ... Не плачь, дочка. На всё воля Аллаха...
Третий день за Нюсей ходила нерусская женщина. Третий день Нюся в беспамятстве повторяла имя Ивана, звала.
Напрасно ждал и старик. Только сосед заглянул однажды: не нужно ли чего?
...Порезали его прямо в боксе, на глазах продавщиц.
Апрель 2010 г.
ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА ИЗНУТРИ
Драма в четырёх действиях
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:
О н, сержант патрульно-постовой службы ОВД Бебенино. Мужчина, около 30-и,
угрюмоват, сладкое не ест, спит на правом боку.
О н а, продавец продовольственного магазина «Продукты» шаговой доступности. Женщина, 26-и, умеренной полноты тела. Голос резкий. Курящая.
В е д у щ и й, обычный ведущий. В костюме.
М е с т о д е й с т в и я – Москва, Северное Бебенино, квартал 61, в трёх километрах пешком от МКАД в сторону области.
ПРОЛОГ
В е ду щ и й. В основу драмы легло... легла история обычной семьи: Москва конца века, лимита всюду. Да что там говорить, господа хорошие... Смотрите сами.
Итак, мы начинаем!
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена пуста. Слышен вальс Мендельсона. Голоса людей.
В е д у щ и й ( голосом регистратора). Согласен ли ты?
О н. Уже говорено, чего ещё...
В е д у щ и й ( голосом невозмутимого регистратора). Согласна ли ты?
О н а. Согласная, согласная, что ж тут выкобениваться?
В е д у щ и й ( радостным голосом регистратора). Ну и... ладушки. Всё по согласию. Обменяйтесь. Куда? На палец!
Мендельсон и возгласы: ура! ура!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Свадебный стол в пельменной «У тёти Клавы с Чебоксар». Гостей – человек двадцать. Стадия гулянья – заключительная. Нестройные призывы: «Горько!» усилены хрипом и матом из репродуктора:
- Горько! Горько, вашу мать!
Брачующиеся О н и О н а пытаются встать, держась за руки соседей, плюхаются на стулья и делают «горько» как оно есть.
В е д у щ и й ( голосом ведущего). Да. Не сладко...
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Акт первый
О н ( в телефон). Окстись! Какое там... маманя. Посуду колет кажное мытьё... Не укупишься. Кастрюлю на башку – да скалкой... А болтать – с телефона не слазит, зараза. Права ты, мать, была...
О н а ( в телефон). ...и рыгает, как чукча. Унитаз за собой – и в голове нет! Зенки зальёт и давай... хоть на балконе ему... Свекруха-то? Ты что, мам? И на порог не пущу! Орала на весь двор: хабалка, рвань мордовская... А сами-то! Эх, не послушалась я тебя, мам... Теперь грызи локти, Зинка.
З а н а в е с
В е д у щ и й. Мне мама тоже говорила: «Вадик, думай умом...»
Акт второй
Сцена разделена на две части. Зрителю даётся понять: жилищные условия семьи улучшены. В одной комнате стоит шкап-купе с антресолью. В другой – телевизор «Рубин» и новый диван-книжка «Шатура».
В е д у щ и й. Брак длится уже двенадцать лет. Худо-бедно поднялись по социальной лестнице: О н – прапорщик ГИБДД (ГАИ), сладкое, по-прежнему не ест, хотя налево погуливает... О н а – продавец-кассир в универмаге. За весом тела не следит. Тем более, бросила курить после рождения второго ребёнка.
О н а ( в телефон). Ещё раз завалится под утро, я Хачику дам. Вот ей богу! С к-е-ем? Ка-кая проблема... ой, не смеши! Людку-то? Видала... на скверу с бобиком: «Арнольд, Арнольдик...» Тьфу, курва!
В е д у щ и й ( шёпотом из будки суфлёра). Зина, ближе к тексту...
О н а. Да пошёл ты... ( продолжает с соседкой) Я и говорю – лярва. Вчера Вовка прибегает: мам, папка сказал в гараж, а сам... опять... Только мой пентюх и позарился: тощая, коза драная, б... ё...я.
В е д у щ и й ( громким шёпотом из будки суфлёра). Зин, не выходи из роли.
О н ( приятелю по телефону). Расползлась как колода... в декрете на моём горбу... губа не дура. Ну! Воспитывал! А толку? Синяк замажет и – снова с пузом... К Людке? А спиногрызы? Подрастут, блин, вообще – хана ( глотает пиво). Алименты... Нет понятья ( надевает фуражку, берёт жезл и направляется к двери).
З а н а в е с
Акт третий
В е д у щ и й ( прохаживается у рампы и философически изрекает в зал). Стерпится – слюбится. Любовь – не морковь. Знал бы где – соломки подстелил... Послушай, Зин, сгоняла б лучше в магазин... ( Останавливается в позе: эврика!) Жизнь прожить... не поле...
Наши герои ждут раненького внучка... В семье есть и другие перемены. О н получил в ДТП перелом нижних конечностей, развился диабет, потянуло на сладкое. Оформили инвалидность и уволили из органов... О н а завсекцией в «Пятёрочке», у Хачика. Крутится белкой – дети, внуки. Похорошела. Держит мазу.
О н. Права была мать, покойница ( истово крестится, закатив глаза). Будешь от ей, говорила, всю жизнь терпеть... Не послушал, мудак. Вот и терпи... С толчка слезла, нет, руки помыть – на кухню... А вчера? Врача на мат послать! Это культурно? Мало я тебя... воспитывал, чучундра хренова!
О н а. А-а! Вот ты как запел... Не надоело мать вспоминать, нехристь? Некультурно тебе – так поди пробздись, погляди на себя, козёл. Я ему и сиделка, и лежалка-подмывалка, а он, блин... Это по-человечеству? Или как?
В е д у щ и й ( из будки суфлёра). Па-а-прашу держаться текста, вашу мать!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Кухня после ремонта. За окном зимний вечер. О н и О н а за чаем.
В е д у щ и й ( сидит в глубоком кресле, на голове – парик с обширной лысиной, что должно символизировать неумолимое течение времени). Девять лет спустя.
О н ( позёвывая после сна). Ну и сел... в обратную сторону. Задремал... Позвонить бы: Зин, мол, перепутал, не туда. Хлоп-хлоп, мобилу забыл, мать честная... И ты не доглядела...
О н а ( стоит перед ним фертом – руки в боки, улыбается незлобливо). Вали всё на Зинку... Она здоровая, всё снесёт.
О н. Да это я так... к слову. Подлей чайку, Зин.
О н а. А памперс надел? Помочь? А то задремаешь и опять... В поликлинику один чтоб ни-ни. Бери оладьи-то, горе моё. Да с медком...
В е д у щ и й ( кряхтя, поднимается). Налей-ка и мне чашечку, Зин!
З а н а в е с
Февраль 2011 г.
В НЕТЯХ
Зияющий провал. Дыра небытия. Время, пространство – нераздельно. Мутнозелёная бездонная тьма то сгущается, то сходит на нет. Звон в ушах, сдавленное дыхание, будто ушёл под лёд, перестал быть. Или вот-вот перестанет. Исчезнет до конца.
Мощный в живых существах инстинкт самосохранения сокрушён, уничтожен.
Но свет острой полосой изредка ещё проникает, панцирь льда распадается, приоткрывая полынью пугающей реальности. Оборванные охвостья опасности ещё чуть шевелятся, истончённые ледяные кромки меркнущего сознания скалываются звенящими пластинками, рушатся в мелкое крошево, не позволяя ухватить – что это?.. я?.. где?..
Нет речки, нет зимы, только болезненный морок и жар. Исчезли позывные аварийной связи.