– Штрафной! Подножка! Хавбек ни к чёрту. Сколько Абрамович за него отдал, не знаешь?
– Смотри, Руни слева открылся! Пас!.. Эх, раззява!
– Офсайд! Офсайд, ё-моё! Махала, спишь что ли?
– Го-о-л! Гол!
...Время ночное. Завтра рабочий день. Звукопроницаемость...
– Потише, – говорю.
– А ты, вообще, за кого? – бодает подозрительным взглядом, прибавляя звук.
Раньше смотрела фигурное катание. Умилялась тихонько...
Темперамент приобрёл новые формы?..
* * *
К приезду матери она старалась пошить ей новое платье: готовое, чтоб впору, не купишь, да и расцветки подходящей не сыщешь.
– Примерь, мам.
– Дочечка, да куда ж мне их – складывать? Зачем? Напрасно ты... Не обижайся.
Она огорчалась: так хотелось порадовать мать обновкой, а вот... Не понимала.
Теперь дочка купит что-то, модное, недешёвое:
– Что ты всё в старом? Надевай и ходи – тебе хорошо!
А – нехорошо... Время прошло. Не радует обновка...
Как понимает теперь маму.
* * *
Почувствуешь иногда её взгляд. Долго смотрит, куда-то дальше тебя. Лицо спокойное, но... отрешённое. Мысль погружена в грядущую неизбежность. Её осознание отражается на лице – брови дрогнут в слабом протесте, и смиренно лягут на место. Глаза снова встретятся, смирение обдаст тихой лаской. Которая теперь нужнее.
Прочёл - до чего точно... Аж в глазах защипало.
* * *
Язва... Аритмия... Ноги... Жена сдала. Дети без работы, на шее... Голова в долгах. Внучка шляется, того и гляди...
Лежит без сна: что делать? Кого просить, молить? Сам-то – ни в бога, ни в чёрта... Тоска.
Вышел на балкон покурить.
Вдруг - сквозь ночные листья – звёздочка. Далеко, видать, а всё равно... мигает. Хоть и неказиста... Голос оттуда – подумать только!
– Что пригорюнился, сынок? Плохо?
Рот открыл... а никак... Только ойкнул: маманя!
– Крепись, будет ещё хуже... Не унывай, сынок! – Тучку нанесло, или ещё что – пропала.
...Стал что-то делать. А перед сном – на балкон, дождётся:
– Как ты там, маманя? Не холодно?
И хочется в ладони взять.
* * *
Энциклопедист – не автор
За малый срок – неделя – бегло пролистал словарь Ушакова, подарок.
– Может, пригодятся какие? – надеялись дарители. – А то твои рассказы... жалостные... худые. Не иначе – от бедности речи.
Прикинул, не имея целью достичь точной цифры: процентов восемьдесят- восемьдесят пять знаю (из 180 000 слов и словосочетаний).
Результат показался ошеломляющим. А потом думаю – ну и что толку?
Их надо уметь складывать.
* * *
И так они старели оба.
А.С. Пушкин
Как жаль времени... Хворобы – будто с горы, наперегонки... Какая первей? Не пожалуешься – жил запредельно... Теперь коптишь огарком.
А она... Беспрестанно виноватится: не могу как раньше. Самый пустяк, недослышала что-то - «недотёпа, тетеря глухая!»
Обидеть – грех великий. Промолчи. Сведи на шутку. Погладь как ребёнка, пусть и с преувеличенной щедростью – для кого жадничать?.. Врозь по углам – зябко. Сиротливо. Будто спать раздельно.
А как благодарна за букетик стариковского великодушия.
А какие цветы на этой клумбе...
* * *
В застолье главное – проникновенный тост. С концовкой вроде:
Да будут ясны дни твои,
Да будет жребий твой прекрасен!
Использовал на юбилеях.
А тут, уже и с юбилеями, и с тостами – отбой, «встречаю» автора... Стыдоба – не знать.
Простите великодушно, Александр Сергеевич. Оплошка.
* * *
Когда молодой и здоровый, всё можешь. Деньжонок бы побольше, думаешь.
Потом состаришься... болезни... Можешь не всё. Или всё не можешь. И деньги не помогают.
Вот ведь хреновина.
* * *
– Где ты был? Где... был? Пьянь! Подонок!
В его глазах ужас, отчаяние...
– Скажи, наконец, где ты был? – чуть сдержаннее.
– В... в убытии.
– А-а! А я думаю – где?
* * *
Совет советов
Рэй Брэдбери: «Хотите научиться писать? Мой вам совет: идите в библиотеку и читайте, читайте, читайте».
Юрий Хапов – себе:
– Хочешь научиться писать? Выполняй совет Брэдбери. Выполняй «десять заповедей» Куприна. Хотя бы пару для начала.
* * *
Куда люди с пером, туда и ты с клешнёй...
«Слово в литературном произведении гибко, подвижно, изменчиво и определённо в своём смысле. Оно трепещет... как только что пойманная рыба.
О действенной силе поэтического слова... говорят предания. Греки рассказывают, что Орфей и Амфион укрощали песнями диких зверей и передвигали деревья и камни».
Так пишет Ю.Б. Борев.
Теперешние песни не все годятся укрощать зверей, зато могут превращать обычных людей, извиняюсь, в папуасов. Целые стадионы. С клиническим, для многих, исходом.
У того же Борева читаем, что во времена празднеств в честь Диониса царила атмосфера полной раскованности, безудержного веселья, но люди не теряли своего облика. Они от души бузили, но это было чествование созидательных сил природы, торжество плотского начала в человеке. Чувствуете разницу?
То-то, я, как увижу вывеску «Дионисий», всякий раз думаю: что бы такое-эдакое созиднуть?
* * *
Перед светофором троллейбус мягко качнуло, и женщину, стоящую за ним в тесном проходе, слегка прижало к спине. Он даже не покосился. До остановки она ещё пару раз прислонилась. Плотно. Откровенно. Он делал встречные движенья...
– Мужчина! Я так п о няла, вы выходите?
– Как – «так поняла»?
– Не «так», а чем, мужчина...
* * *
«Человек – мера всех вещей. Его природа, принимаемая без всякого ханжества, его естественное состояние и потребности – мера всех ценностей». Ю. Борев
Сказано закруглённо, исчерпывающе, добавить нечего. Однако из физики, и практически, известно, что с закруглений, на вираже обычно и улетаешь, не вписавшись: центробежная сила...
Потребность – вещь прилипчивая, границ не знает. Когда-то нужно «жмать» на тормоза. Когда – не объясняется.
А я бы сказал: большое благо – тормознуть вовремя.
* * *
Ощутил прикосновение лёгких, прохладных пальцев. И, разом потеряв дыхание, услышал голос. В нём беспомощность, обречённость, смирение, утешение. Постиг это и, скопив за короткий вздох немного сил, впервые не ужаснулся неотвратимости распахнувшейся бездны. Открылось нестрашное, важное – они смогут, уже почти научились тому, что казалось невозможным, как дышать под водой: жить друг без друга.
Он легонько сжал пальцы и благодарно коснулся их губами.
* * *
– Доктор, это у меня – что?
– Водянка.
– Но я же воду не пью!
– Я и говорю – от водки.
* * *
Баба Мура, восьмидесяти двух лет, не встаёт: почки, рассеянный склероз...
Дочь на пределе сил, сама измучилась. Скорей бы уж...
Соседка Чеснокова, никакой не экстрасенс, а просто – отвлечь бабку от чёрных мыслей, притащила диск крепкой порнухи. Поставила и ушла - смотри, Мура.
Приходит дочь – уколы, памперсы. Глянула на экран: о, господи!..
– Мама! Ты что, совсем сбрендила?! И что ты плачешь?
– Дочка! Я плачу, что впустую прошла жизнь. Впустую...
* * *
Розанов писал:
«В грусти человек – естественный христианин. В счастье человек – естественный язычник».
А в ненависти? Думаю – зверь.
* * *
На финише
Водки-и-и... Видать, припасла на поминки-то. Один «Привет». Шутница была бабка...
...Помянули по третьей, а за столом - ни светлой печали, ни доброго слова. А ведь помогала, ссужала... Многие обязаны. Он, к примеру...
«Этот-то... гусь, – косится он на кого-то из родни, – прибёг... Не иначе, в долю норовит... Хрен тебе, шустрик!»
Дожевал поминальный блинок с мёдом, утёрся:
– Ну, значит, земля пухом!.. – встал из-за стола и – по делам. Ключи от квартиры... Уговор оплачен. Участковому пару «Приветов» с закусью, чтоб милицейскую бумажку на дверь присобачил. Со строгой печатью. А то попрут с утра... претенденты, мать их...