Паустовский позже писал ему:
«Я не могу без слёз читать Ваши рассказы. И не по стариковской слезливости… а потому, что счастлив за наш народ, за нашу литературу, за то, что есть люди, способные сохранить то великое, что досталось нам от предков наших – от Пушкина до Бунина. Велик бог земли русской».
Читаем у Палагина: «Пришла пора зрелости, мудрости. Но пагубная страсть (…) разрушила его здоровье (…) расстроила писательские планы (…) Пахомов (его друг и врач – Ю.Х.) получил от Казакова в начале восьмидесятых годов ответ на своё письмо: «…Есть у меня сосед теперь, Веня Ерофеев, так вот он разработал рецепт гениального коктейля под названием «Сучий потрох» (…) После двух стаканов человек возносится в такие космические выси…»
…Совпадение времени, мест, обстоятельств... Жили рядом, ходили теми же дорожками… Говорят – мир тесен. Стало быть, не судьба. С одним разминулся в Абрамцеве, с другим – на Курском… Локтями коснувшись в толпе и не увидев друг друга: каждый погружен в состояние глубокого раздумья…
Повторю слова Паустовского: «Велик бог земли русской».
Велик. Но не всемогущ, да простится мне богохульство невольное. Милость к падшим оказалась квотированной.
Открыл для себя Хорхе Луиса Борхеса. Не согласился с Казаковым, что «лучше всех писали наши русские писатели».
Борхес, обладатель практически всех самых высоких наград за литературную деятельность, получил всемирную известность, когда ослеп. Вот бы запить, да? Самое время… «Мыслить, анализировать и придумывать – это нормальное дыхание разума. Возносить до небес чьё-то случайное открытие, подбирать старые чужие идеи, с упорством цитировать «кумиров» – значит признаваться в собственной слабости или невежестве. Всем людям должны быть по силам все мысли…»
Прочёл и устыдился. Сгоряча. Прочел еще – мне не стыдно признаться в невежестве. Да, я – неуч. И цитирую кумиров. Мудрый слепец их взял да закавычил…
Довлатов разложил все по полочкам:
«Внутренний мир – предпосылка. Литература – изъявление внутреннего мира. Жанр – способ изъявления, приём. Талант – потребность в изъявлении. Ремесло – дорога от внутреннего мира к приёму».
Примеряю: потребность в изъявлении – есть, предпосылки – есть, дорога – есть. А коли есть – топай. Работай. Оправдывайся мозолями на всех «рабочих местах»… Хватит болтаться неучем.
Вот бы учредить ЛикЛитБез! Деканом – Бунин. Замом – Паустовский. И преподавательский состав:
Лесков, Чехов и Куприн;
Платонов, Пильняк и Бабель;
Трифонов, Нагибин, Казаков и Домбровский;
Шукшин, Искандер, Довлатов и Ерофеев Венедикт;
Рубина, Ерофеев Виктор, Пелевин, Губерман.
Не забыть Борхеса, Маркеса, Кортасара. Франсуазу Сазан – для факультатива (из личной симпатии). И – маэстро по созданию «историй» (Story) – Роберта Макки.
Учредил.
Составил программу на учебный год. График домашних заданий – строгий по срокам. Жена купила словари: толковый, синонимов, этимологический, орфографический. Дочь сотворила, по собственному дизайн-проекту, настольный источник света. Стильный, уютный. Внук поставил перед глазами парочку забавных троллей («оба-двое») – для вдохновения. Палагин благословил (по прочтении нескольких рассказов в рукописи): «…хороший язык. Давно не испытывал такого удовольствия. Пишите».
По основному предмету «Литературное качество прозы» я завел толстенный гроссбух. Приступил к плановым занятиям: учить себя читать и писать. Я ещё никогда не был столь усердным и работоспособным учеником. Поначалу читал в самый продуктивный период интеллектуальной активности – после утреннего чая. Писал без выходных, забыв про телевизор, сократив время на сон. Вскакивал среди ночи – как укусил кто – записать куски сочиняемых текстов. Жена, беспокоясь о здоровье тела (равно как и о качестве текстов), выводила как пёсика на прогулку. Выгуляв меня на воздухе часок-полтора, садилась за компьютер, я же – за письменный стол, у лампы с троллями.
Жена на глазах становилась жёстким редактором. Пытаясь пресечь многословные и пустопорожние стариковские сентенции, способные испоганить изначальный замысел, обезобразить неплохую страницу, она говорила:
– Эта работа, писательская, схожа со сборами в дорогу. Сначала хватаешь вещи без разбору – ведь в пути и вдали от дома может пригодиться все – и бросаешь в кучу. Потом оглядываешь беспорядочный ворох без спешки, с пониманием того, куда едешь, зачем, как надолго и т.д. Из нахватанной кучи убираешь и оставляешь дома случайное, откровенно ненужное, лишнее. Взятое «на всякий случай», без чего можно легко обойтись. Прежде чем укладывать в чемодан или дорожную сумку (они ещё могут не уложиться!), пересмотри ещё раз все, что наметил брать. Чтобы не тащить «дуром».
Несколько месяцев ненасытного ученичества прошли как в дурмане – от переизбытка разнородных текстов. Я снизил интенсивность, сократил время занятий. По опыту основной работы мне постоянно хотелось как-то систематизировать учебный процесс, пока я не понял, что в литературе действуют другие законы, чем в технике.
Я попытался сформулировать отношение к авторским амбициям.
О необходимости овладения стойкими аффирмациями творческой личности говорила ещё Довлянская: «Вырабатывайте систему убеждений: ХОЧУ – МОГУ – БУДУ! Не следует жевать жвачку плохих эмоций, надо быстрее разряжаться. Не лелеять, не холить свою уязвимость, авторскую истощимость, слабость. Культивируйте обновление, разнообразие – как бесконечную похоть».
«Писательство не профессия, а призвание», – этой фразой начинал Паустовский новый учебный год в Литинституте. (Б. Балтер. Что нам дал Паустовский).
«…Я не верю в качество текстов тех отшельников(курсив мой – Ю.Х.), которые пишут в стол десятилетиями, – утверждает Виктор Ерофеев. – Их труд, как правило, хил, стиль недоразвит, это литературные трупы. Писатель отчуждается от своего текста в акте публикации. Это необходимый акт… Читатель нужен… Потребность поделиться, показать свои «испражнения» – одно из загадочных свойств писателя».
Трифонов еще категоричней призывает: «…Не топчитесь слишком долго в прихожей, врывайтесь в комнату. Не засиживайтесь в начинающих, которых не существует. Но имейте в виду: дальше легче не станет!»
Как относился к известности Пастернак:
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
В жизни Пастернак не был столь тверд и последователен в данном вопросе, но… из песни слова не выкинешь.
С наибольшим вниманием и, должен признать, с завистью присматривался к языку. И вообще – к стилю.
«Понять произведение – это убедиться, что оно может быть только таким, какое оно есть». (М. Дюфрен)
«Целый рассказ (...) Бунин мог написать ради одного слова. Так, рассказ «Петухи» написал ради слова «опевают» («петухи опевают ночь»). Зато какого слова! (...) Ведь «опевают» – это как бы обводят песенной каймой. Попробуйте сказать это в одном слове! Тут та последняя точность, последняя близость с языком, которая бывает только у больших художников слова. (...) Однажды Бунин сказал, что «надо писать совсем маленькие сжатые рассказы в несколько строк (...) в сущности, у всех самых больших писателей есть только хорошие места, а между ними – вода». (С. Джимбинов)
Пильняк писал: «…Умение – слово. Слово – весомо и перспективно, комбинации слов тем паче. Комбинации слов определяют перспективу фразы и не только смысловую, но и эмоциональную её загруженность. Сказать – «быстро пошёл он» - «пошёл он быстро» - «он быстро пошёл» - это три различных по своему эмоциональному насыщению фразы».
То, что может он – совершенно особенное. Отточенное, пронзающее и – величественное… загадочное.
«…В небе обыденно плавали аэропланы».
«…Соловьи пахли ландышами».