– Коткина, в чем дело? – донесся до нее недовольный голос учительницы.
Соня и не поняла, как поднялась на ноги. Не осознала, когда это произошло. Она не сводила глаз с девочки, гуляющей среди гаражей .
– Там Нина.
– Что?
Соня резко повернулась к математичке, не замечая, что весь класс уставился на нее.
– Там Нина Аверина, – голос дрогнул.
– Где?
Соня ткнула пальцем в окно, в то место, где…
Никого не было.
– Коткина, села!
Соня уставилась в окно. Открыла рот и почти сразу закрыла. Как рыбешка.
Пустота. На месте, где мгновение назад стояла Нина Аверина была пустота. Соня вцепилась в парту.
– Она…
– Сядь на место!
Опускаясь на стул, совершенно потерянная, будто только что ее огрели кирпичом по голове, Соня поймала на себе пристальный взгляд Вдовина. Сосед по парте открыл было рот, но она дернула плечом и вновь отвернулась к окну.
«Нина была там».
Нины там не было.
Соня не спускала глаз с гаражей до конца урока. Но больше потерянную девочку так и не увидала.
3.
Из школы она плелась, еле переставляя ноги. Голова была тяжелой. Соня будто пробежала несколько километров. Ее шапка была небрежно запихнута в мешок для сменки. Куртка расстегнута.
Она шла прямиком к гаражам. И глаз не сводила с нависающего над ними – будто голова чудовища – завода. Темный силуэт на фоне сизого неба.
Соня не понимала, что делает здесь. Для чего нужно было отправиться сюда, а не прямиком домой. Что она пыталась себе доказать?
Она чувствовала себя неважно. Каждый раз при мысли о Лизе Аннинской, сердце ее пропускало удар. А потом заходилась в ужасающе быстром ритме. Сразу переставало хватать воздуха, перед глазами чернело.
Что с ней будет за эту выходку?
Она совершенно ничего не понимала. Мир вокруг приобрел резкие, слишком контрастные очертания. Глазам было больно.
Почему ей просто не пойти домой?
Соня ведь уже почти убедила себя, что по-просту задремала. Что не было в окне никакой Нины Авериной. Что бессонная ночь дала, наконец, знать о себе в полной мере.
И вдруг она увидела снова. Ее – зеленую куртку. И шапку с гребешком из разноцветных помпончиков.
Соня зажмурилась. Затем заставила себя открыть глаза.
Никакое не наваждение. Девочка впереди никуда не пропала.
Из легких выбило воздух. В груди что-то болезненно сжалось.
Соня замедлила шаг, не сводя глаз со спины Нины Авериной, застывшей между гаражных линий.
Соня не верила.
«Быть может это и не она?»
Девочка впереди не двигалась. Совсем. Стояла, будто оловянный солдатик. Не поворачивала головы. Смотрела куда-то вдаль – за гаражи.
На завод.
– Нина? – осторожно позвала Соня, медленно приближаясь.
Она снова пыталась проморгаться. Щипала себя за внутреннюю сторону ладони. Но ничего не помогало. И она просто шла дальше – осторожно ступала вперед.
Вот между ними не более пяти шагов.
Теперь четыре.
Три.
Девочка не откликалась, и Соня позвала ее снова. Приблизившись почти вплотную. Протяни руку, и пальцы коснулись бы вывернутого капюшона.
И тогда девочка обернулась. Тоже очень неспешно. Словно крепко о чем-то задумавшаяся.
В ноздри Сони ударил сладковатый запах. Отвратительный. Захотелось блевать. Так пахла плесень в бабушкиной сарайке.
Сыростью. Гнилью.
Девочка обернулась. И крик застрял в Сонином горле. Вместо него из груди вырвалось жалкое сипение.
Перед нею действительно была Нина Аверина. Вернее, на нее смотрело лицо Нины Авериной.
Сизое, испещренное вздутыми синими венами, выступающими из-под кожи будто корни из-под земли. Но это было точно-преточно ее лицо. Соне доводилось видать его столько раз. Улыбающимся. Грустным. Задумчивым. Спящим. Она узнала бы его всегда.
Узнала его и теперь.
У Нины Аверины одна глазница была пробита стеблем растения. Толстый, с три пальца, он торчал оттуда, где должен был бы быть правый глаз. С шипами. И скрученными, будто гусеницы, молодыми листьями. Окаймленный рваными лоскутами кожи.
«Боже…»
У Нины Аверины была оголена кость нижней челюсти. И мясо на ней мокро блестело.
Соня не могла даже дышать.
А Нина Аверина, не двигаясь, в упор смотрела на нее – левым, единственным глазом. С радужкой ярко-синей. И зеленоватыми капиллярами на белке.
– Соня, – ее губы даже не шелохнулись. А голос, раздавшийся откуда-то из глубины, из груди был высоким, холодным.
Совсем чужим.
Соня, не в силах отвести взгляда, таращилась на поросль, покрывающую Нинины щеки и лоб. Странная, темная, похожая на шерсть.
«Мох»
Нина подалась вперед.
Мир поплыл перед Сониными глазами.
«Вот и все…»
Но ей больше хотя бы не придется думать о Лизе.
В следующий миг Соня обнаружила себя несущейся со всех ног прочь от гаражного массива. Деревья и кустарники, синий школьный забор – все слилось в одно длинное размазанное пятно. Она не чувствовала ветра. Не слышала гулких шлепков подошвы об асфальтовую дорогу.
Соня бежала без оглядки. В голове не было ни единой мысли. И только кровь стучала в висках.
Она не знала гонится ли за ней оно. То существо. Как далеко или близко это – нацепившее Нинино лицо – было теперь.
Соня не остановилась ни перед взвизгнувшей тормозами машиной. Ни возле «Пятого» магазина, из которого вывалился вчерашний пьянчуга. Ни перед стайкой старух, громко спорящих о чем-то посреди тротуара. Она врезалась в них, едва не вывихнув себе плечо. И не обращая внимание на вопли «Дрянь ты такая!», рванула дальше – к подъезду.
========== III. ==========
1.
Мама все не приходила. Кухня уже успела погрузиться во мрак. Серый свет, падающий от окна, какой бывает лишь после сумерек, делал все вокруг черно-белым. Только оранжевый заварочный чайник все еще имел цвет – единственный здесь предмет.
Соня не отрывала взгляда от стрелки часов, висевших над кухонным столом. Она бежала по циферблату, перепрыгивая минутную и часовую. Бежала медленно, куда медленнее, чем, когда опаздываешь или ждешь, когда же снимать сковородку с горелки.
Восемь двадцать пять. Мать и раньше задерживалось на работе. Приходила поздно. Иногда, когда Соня, не выдержав, уже засыпала. Но в этот вечер сна не было ни в одном глазу.
Она не смогла справиться с собой.
Сорвалась с места и подскочила к выключателю на стене. Щелкнула кнопка. Кухня залилась желтым светом. Метнувшись к окну, девочка задернула шторы. Бросилась в коридор – зажгла люстру и там.
Она долго боролась. И все же проиграла. От матери попадет за счета. Верхний свет в их доме практически никогда не включался – только энергосберегающие лампочки над столом и кроватью.
Но она не могла больше сидеть в темноте.
Вернувшись на кухню, Соня потянулась за пультом от телевизора. Нажала красную круглую кнопку, и комнату залил вибрирующий голос диктора, рекламирующего зубную пасту. Девочке сделала звук тише. Потерла глаза.
Ей не хотелось совсем уж заглушать тишину телевизором. Снова стал слышен шелест деревьев за окном. Далекий лай собаки. Шорох шин. Время от времени Соня оглядывалась, принимая висящую в коридоре куртку или стоящий в углу табурет за какое-то движение. Сердце в миг пропускало удар. Дышать становилось труднее. К щекам приливал жар.