Но куртка по-прежнему была курткой, а табурет – табуретом.
На экране появились две длинноногие девушки в белых халатах. «Привет, подушка! Привет, подружка» – бубнил телевизор. Красная комната, окружавшая их, окрасила розовым светом Сонин кухонный стол и стоящие на том тарелки.
В глубине квартиры что-то щелкнуло. Соня дернулась. Подмышки защипало от пота. Но за звуком этим ничего не последовало – должно быть просто соседи. И глаза девочки снова вернулись к телевизору.
Реклама окончилась продолжением выпуска местных новостей.
– В этот час на главной площади Данилова Бора, у каменных рядов собирается целая толпа добровольцев. Григорий Павлович Аннинский, отец пропавшей накануне Лизы Аннинской, уже отправился с первой группой обыскивать территорию Центрального парка…
Соня подалась вперед. Сделала звук чуть громче.
– За последние недели были объявлены пропавшими семеро детей. Из них пятеро – жители города Данилов Бор. И двое – близлежащих деревень. Женя Печорина, Алеша Маркин, Костя Петров, Нина Аверина, Лиза Аннинская. И самые маленькие брат и сестра Маша и Витя Красновы, предварительно похищенные прямо из детского сада «Звездочка». И хотя все силы милиции брошены на поиски пропавших, сегодня главой администрации Аннинским была организована первая добровольческая поисково-спасательная операция.
Перед Соней как наяву возникло покрытое венами и мхом серое лицо Нины. Торчащий шипастый стебель, пробивший глазницу. Кость нижней челюсти, не прикрытая кожей.
Как это могло быть правдой?
Сонина голова была тяжелой будто свинец. Глаза кололо от новой порции выплаканных слез. От бессонной ночи. Ее руки дрожали. А губы кровоточили от частых укусов.
Лицо корреспондента сменилось привычными городскими окрестностями. Центр был забит людьми. В их руках перемигивались фонарики.
В основном были мужчины. Лица – мрачные.
«Где мама?»
Девочка снова кинула взгляд на часы. Без пятнадцати девять.
«Ну где ты?»
Она поджала колени к груди. Обняла себя руками. Отчего она не побежала прямиком к ней на работу?
И снова щелчок.
Соня резко повернулась к коридору.
Никого.
В раковине звякнули стаканы. Девочка до боли прикусила губу. Почувствовала металлический привкус на языке.
«Господи Боже».
В квартире никого кроме нее не было. Не могло быть.
И снова лицо Нины Авериной возникло перед глазами.
«Такого тоже ведь не могло быть, да?»
А следом за ним Соня увидела перед собою другое. Лизы. Девочки, которую она ненавидела всем сердцем. Которую обожали все остальные. На которую было велено равняться.
Чьи пальцы вцепились в резиновый Сонин сапог. По котором она остервенело лупила каблуком. Пока те не разжались. Могла ли она сломать ее пальцы?
Ее отец сейчас прочесывал весь город. Он осмотрит парк, помойки, гаражи. И, наконец, доберётся до него. Так долго манившего Соню, таинственного, запретного.
Мерзкого.
«Взрослые сюда не суются…» – раздался в голове задумчивый голос Женечки, – «Их отсюда будто отвадили»
Соня закрыла руками лицо.
«Не были они там. На что угодно могу поспорить…» – следом за Женечкиными в памяти всплыли вчерашние слова Вдовина.
Он ведь был прав. Чертовски прав! Почему она не понимала этого раньше? Не замечала?
Взрослые обходили завод стороной. Никогда к нему не приближались. Не было ни одной новости, ни единого сообщения, что милиция искала там хоть кого-то. Были и лес, и парк, гаражи и заброшенные постройки, старые дома, речка. Но никогда завод.
Они обыщут весь город. Но так Лизу и не найдут.
Им никогда будто и в голову не приходило искать там. Но это ведь так очевидно!
«Что если…» – вдруг подумалось Соне – «Что если она жива? Еще жива»
– А вы знаете откуда взялось выражение «Молоко убежало»? – завизжал телевизор. И Соня едва не подпрыгнула, – Из этих цветов, милая, делается мое молоко. В них свежесть летнего утра и сила природы! Молочник! Твое молоко убежало! Веселый молочник! Весело живе..
Соня, наконец, сумела справиться с дрожью в руках и нажала на кнопку выключения звука. После чего запустила пальцы в волосы.
Что, если Нина Аверина явилась ей будто знак? Предупреждение? Что, если она никому не расскажет о Лизе, и Нина тогда придет за ней снова. На этот раз, чтоб наказать. Как иначе объяснить, что ее отпустили?
«Где же мама?!»
И снова взгляд на часы. Девять.
Более полутора суток прошло с тех пор, как она оставила Лизу Аннинскую в странном, заросшем цеху заброшенного целлюлозно-бумажного завода. И никто не знал этого. Одноклассники считали, что все они выбрались. Или предпочли так считать. Взрослые не знали, что они вообще там были. И только Соня знала, где осталась Лиза.
И молчала.
«Я должна рассказать…»
2.
Трава чавкала под ногами, как плохо отжатая губка. Впереди дрожала световая дорожка от карманного фонаря.
– Какая же дрянь, Господи! – Алла Алексеевна Аннинская прижимала платок к губам. – Какая же ты дрянь…
Соня плелась за нею, не в силах вымолвить и слово. Внутри все будто стянуло жгутом. Было трудно дышать. В горле стоял ком, который девочка уже даже не пыталась сглотнуть.
Она оставила маме записку. Всего несколько слов: «Я в город. Знаю, где может быть Лиза Аннинская. Должна все рассказать. Вернусь, как все расскажу. Не волнуйся. Прости».
Отца Аннинской на площади, конечно, не было. Зато милиция, сперва скептически к ней отнесшаяся, в конце-концов согласились проводить Соню к Лизиной маме. Стоило той только начать что-то робко мямлить, как Алла Алексеевна распихала добровольцев и журналистов и склонилась над ней. А затем влепила такую пощечину, что у девочки перед глазами заплясали оранжевые и белые пятна.
– Сутки! Молчала целые сутки! Если, мелкая сука, с моей девочкой что-то случилось, я засужу тебя! Тебя и твою сучью мамашу!
Соня глотала слезы, искренне сожалея, что существо, натянувшее лицо Нины Авериной не убило ее прямо там – днем, среди гаражей.
– Ты будешь гнить в колонии! В колонии!
Ее потащили на завод. Соня пыталась сопротивляться, но быстро поняла – это пустое. Мать Лизы Аннинской была настроена решительно. Она была будто безумна.
Она велела показать ей то место, где Соня «бросила ее дочь».
Отчего пустошь не была болотом? Трясина затянула бы Соню вниз, тина сомкнулась бы высоко над головой. И ей не пришлось бы возвращаться туда – на завод. Вести Лизину маму и четверых взрослым мужчин-добровольцев к тому месту, где каблук ее сапога врезался в побелевшие Лизины пальцы. Не оставил той и шанса выбраться.
Разумеется, Соня рассказала не все. С ее слов, Лиза просто отстала. Сама Соня якобы думала, будто та выбралась. Но мол только сейчас в голову пришло, что одноклассница могла остаться в заброшенном цеху. Провалиться в пробоину в полу или еще что. Почему не рассказала раньше? Как-то совсем не подумала. Лиза могла пропасть и по дороге домой.