Я был безутешен. Мы обливали друг друга слезами и признаниями в любви. Итог был таким, какой мне хотелось бы видеть -- Лена смирилась и раскаялась в том, что испортила мне жизнь.
Однако лечащий врач заставил её пересдать кровь. Оказалось, что произошла ошибка.
Я долго смотрел на листочки, которые обещали моему "реликтовому цветку" долгие годы жизни и перспективу "плодоношения". Смял их и поджёг в пепельнице.
Лена ушла из жизни по своей воле. Благородно и интеллигентно - с предсмертной запиской и признанием в вечной любви верному мужу и другу, то есть мне.
Наверное, какая-то часть людей сама стремится к тому, чтобы стать перегноем. А те, кто выберет иное, неизбежно окажутся чистоземельщиками. Вот тогда-то все поступки, которые я совершил в жизни, обрели не только название, но и смысл.
Именно этого смысла не хватало в существовании людей, которых я лишил жизни.
Мама? Я любил её. Но как бы мама приняла новые времена, когда рухнуло всё, во что она верила с детства? Загнулась бы так же, как дед-орденоносец, который не смог смириться с пенсионным покоем и во что бы то ни стало хотел быть полезным обществу.
Отец? Мы всегда были далеки. Нет, он, конечно, занимался мною, учил всему, что умел сам; разбивался в лепёшку, доставая в годы тотального дефицита копеечные конструкторы, развивающие самоделки, добротные импортные вещи; выколачивал в месткоме подписки на книги, путёвки в лагеря на море. Он многое делал для меня и ради чего для себя лично не шевельнул бы пальцем.
Но пути у нас были разные. Я отчаянно не хотел следовать его жизненной дорогой.
А потом он спился.
Ещё до свадьбы с Леной я приехал в Ильшет, чтобы заставить его приватизировать нашу двушку в старом деревянном доме. Увы, отец ждал не меня, а смерти, ибо уже не мог не только шевелиться, но и говорить.
В квартире, пропахшей сивухой, блевотиной и псиной, не было ни крошки еды, только бесчисленные пыльные бутылки. Сколько же дней он не ел? Сколько времени мычал, не в силах позвать на помощь? Вряд ли отец узнал меня. Скорее всего, принял за один из глюков, которые продуцировал его отравленный мозг.
Я решил: лучшая неотложка -- это время, потому что справедливо и неизбежно приближает к человеку то, что он заслужил.
Отправился в ЖКУ, заплатил за квартиру. Знакомая бухгалтер трещала и плакалась на ильшетское житьё-бытьё не менее часа. Потом прикупил конфетные коробки понаряднее и отправился по инстанциям. Всё происходило по одной схеме: радостная встреча, стенания и просьбы, спешно и небрежно сделанная справка. И собачьи глаза побитых жизнью, брошенных, никому не нужных людей, которые глядели мне вслед, провожая в другую, сытую, успешную, праздничную жизнь. А я и не старался разуверить людей -- зачем им знать, что повсюду одно и то же? Выживает сильнейший.
Вернулся под вечер.
Отец был ещё тёплым.
Похороны были скромными -- поить его дружков задарма я не собирался. А нормальные люди избегали печальных проводов -- ну как заявиться к гробу с пустыми руками, если зарплаты не видели уже полгода?
Я прошёл за обитым красным ситцем гробом среди соседей и нескольких отцовых сослуживцев. И тут же уехал, захватив из родительского дома только детский талисман -- алюминиевую птицу.
За яркими образами родителей встали смутные тени. Много теней. Но кем они были в жизни, чтобы вспоминать о них?
***
Плоп... пф-ф...
Плоп-плоп... пф-ф...
Показалось, что рядом со мной тяжко вздыхала гигантская опара, пузырилась, поднималась, грозя перехлестнуть через край посудины.
Глаза заплыли, волосы на затылке прилипли к подушке. Но я исхитрился глянуть вправо. Соседняя койка с постелью, взявшейся коркой, еле заметно колыхалась в море буро-коричневой жижи. Так... Это не опара, а смердящая масса заполняла всю палату. Пыхтела, тёрлась о мою кровать. Ещё немного времени, и я утону в ней.
Голоса по-прежнему нет.
Я вдохнул едучий, плотный от миазмов, жирный воздух, напряг голосовые связки. Изо рта вырвалось еле слышное сипение.
Неужто так и сдохну здесь?!
Нет!!!
Слава Богу, дверь открылась, и вся мерзость с сосущим "фссс..." устремилась в неё. Молодой медбрат с лоточком направился ко мне. Как же долго он преодолевал какие-то два метра!
Гнилая жижа оказалась ему по колено, она пропитала светло-голубые штанины, испятнала их чуть ли не до паха ошмётками лопнувших пузырей.
Но медбрат улыбался, будто увидел родню или близкого друга.
Какие же они здесь все шизики, уроды, твари!
Медбрат поставил мне на живот лоточек, взял один из шприцов и ловко всадил иглу в предплечье -- я ничего не почувствовал. Зато нахлынуло тёплое спокойствие. Потом он перетянул мою руку жгутом, и снова умело уколол, стал медленно вводить желтоватую жидкость.
Я поперхнулся и -- о чудо! - смог издать первый звук, нечто вроде "а-а-а".
Бог ты мой, неужто после укола заговорю?! Уж я выскажу им всё...
Я сфокусировал взгляд на лице этого дарованного мне судьбой медика. Первого, кто реально мне смог помочь.
Но...
Его светлые, пустые глаза со зрачком, сжавшимся до точки, смотрели куда-то поверх моей руки. Улыбка слишком бледных губ была неподвижной, словно наклеенной.
Чёрт! Да он же под кайфом!
Прозрачная тягучая слюна плеснула изо рта медбрата, ниткой повисла над моей рукой.
Бляди! У вас даже инъекции делают конченые наркоманы! Прочь! Прочь! Прочь!
Что вы мне вкололи?!
Торчок не глядя вытянул иглу, но не положил использованный шприц в лоток, а так и застыл надо мной. Что он собирается делать?
Уходи, наркосос поганый! Уходи! Мразь лопоухая!
Лопоухая?
В памяти шевельнулись ещё воспоминания: Ленин братец так же замер после дозы, которую я ему принёс прямо в подвал, где он прятался от всех разом: родителей, ментов, таких же торчков, обозлённых пушеров. Привалился лопоухой башкой к кирпичной стене. Я сидел на ящике и наблюдал за тем, как ползёт по его лицу солнечный зайчик, который проник в зарешёченное окошко. Вскоре края ненормально больших ушных раковин начали синеть. Всё.
Так это он?!
Вот точно мразь! Не подкинь тогда я ему "золотую дозу", тести могли лишиться квартиры.
Так, а чего это они -- Пугало, Лена, её придурочный братик -- роятся возле меня? Чего им нужно?
Вас же нет! Вы давно стали перегноем, распались на микроэлементы, которые уже переработаны всеми -- от червей до корней растений. Вас по кусочкам растащили клещи, живущие в почве, сожрали бактерии.
- Вас нет! - это были мои первые слова, произнесённые в чёртовой психушке.