Семен пожал плечами:
— Может быть в Надым? Или сразу в Уренгой? Есть такие рейсы?
— Есть рейсы в Надым, через Надым до Нового Уренгоя тоже можно уехать отсюда, а там уже и до Уренгоя близко. Дорога ровня, зимник хорошо укатали. И погода отличная для поездки — большегрузы на зимник не пускают, слишком тепло. Так что доедете отлично. Только вот придется ждать целую ночь до отхода автобуса. Вы будете ждать?
Автобус в Новый Уренгой уходил буквально от соседнего дома, так что Прохор предложил ему провести ночь тут же, в музее. Он ничем не выдал удивления тем, что Семен решил провести целую ночь в ожидании, вместо того, чтобы пройти через тени и оказаться у цели через несколько минут. Наоборот, он помог устроиться, запретив всем камерам видеть его. Сторож музея вдруг решил временно пренебречь своими обязанностями и ни в коем случае не выходить на работу. Прохор принес даже напитки.
Эту ночь Семен провел в огромном зале внизу, среди останков мамонтов. В музее было тихо, горели редкие лампы ночного освещения, он развесил свои листки в воздухе и думал, перемещаясь взглядом с одного на другой. Карина и колдун. Они будто крутились на одной орбите, поражая все живое вокруг себя. Виновна ли она в чем-то? Кто она? В чистоту её души Семену очень хотелось верить, но сомнения… слишком много сомнений. Но если она не чистая душа, что она такое и как может смотреть ему в глаза не испытывая боли⁈ Найти бы там, на севере хоть какой-то след Прохора, или намек на след, а потом и его самого и узнать наконец, что-то!
Утром, когда Прохор пришел, чтобы проводить его, Семен спросил:
— Скажите, вы слышали, что-то о людях, которые могут смотреть нам в глаза?
Прохор нахмурился:
— Ну, строго говоря, смотреть нам, Прохорам, в глаза могут многие люди. Ведь мы простые стражи. Научиться можно, особенно, если дух крепок. Но вы, Семены, другое дело. Вы зеркала и отражаете того, кто заглядывает в зеркало. Люди смотрят не вам в глаза, а себе в душу и их это пугает. Я слышал, некоторые чистые души могут смотреть в зеркало и не плавиться от боли. Вот как та, о которой вы смотрели книгу. Над которой Ангел плакал… но чистые встречаются очень редко. Я никогда не встречал ещё чистой души.
Автобус ушел во-время, к утру мороз усилился, но не слишком, Семен видел на поворотах, как петляет впереди вереница машин, будто жуки на белом покрывале цепочкой ползут вперед.
За окном мелькали два цвета: белый и серый, и бело-серая полоса зимника вилась между ними. Белым и серым был снег в тундре и небо над ней. Впрочем, небо быстро потемнело, наступил день, а с ним пришли сумерки. Когда проехали Надым в небе засверкало северное сияние.
Спустя десять часов достигли Нового Уренгоя. Семен вышел и спросил тут же, на вокзале, билеты до Уренгоя. Оказалось, что билетов нет, перед Новым годом раскупили на все рейсы.
Кассирша сказала, чтоб поискал попутку. Народ тут отзывчивый, в беде не оставит. Семен не слишком расстроился, для него не было принципиальной разницы, как добраться до места, на автобусе, или через тени. Конечно, он хотел надвинуть на голову капюшон и оцепенеть ненадолго, развалившись в кресле. А когда очнется, может быть придут новые идеи, или он что-то ощутит в воздухе, что поможет ему найти следы Прохора. А теперь придется обойтись и сразу же решать, куда он направится дальше. Так куда?
— Куда тебе? В Уренгой же, да? — перед ним остановился мужчина. Не из стражей, обычный человек. — Ты вроде билет спрашивал?
— Да, в Урегной.
— Ну так поехали! Я как раз туда еду. Подвезу. Только уж там, по городу, катать не буду, не сердись. Но там и сам доберешься, город маленький.
— Пошли, пошли! — он поманил Семена рукой, стремительно направляясь к выходу. — Тут недалеко. Кое-кто туда-сюда каждый день ездит, из тех, кто живет в Уренгое, а работает тут, — мужчина говорил через плечо, быстро продвигаясь к выходу и Семен, подумав, последовал за ним. Вспомнил, как принято у людей:
— Я Семен, спасибо за помощь.
Мужчина представился как Вячеслав Салиндер. Сели в машину, которая уже заведенной ждала их на стоянке, довольно быстро миновали город и оказались на трассе. Вячеслав сам завязал разговор. Рассказал о себе. Оказалось, отец его вырос в стойбище, а сам он работал на тазовском рыбзаводе, ходил в разведку с нефтяниками, а потом переехал в Уренгой.
Семену пришлось что-то говорить о себе. Он сказал, что ездил с документами, а теперь направляется к знакомым. Вячеслав тут же спросил, что за документы и Семен ответил, что исторические. Вячеслав поднял брови:
— Так ты этнолог? На вид подумал, нефтяник, не из рабочих, а из офиса.
Семен пожал плечами:
— Внешность обманчива.
— Да нет, подходит внешность. Как раз, умом работаешь. Только культуру сеешь, а не нефть добываешь.
— А вы, значит, выросли на реке Таз? — спросил Семен, про себя удивляясь, как легко спутник с ним общается, наверное мало грехов за душой, если нет ни страха, ни опасений.
— Да, родился в стойбище. Отец там жизнь прожил, рыбаком на рыбзаводе работал. Хороший у нас рыбзавод, по всей стране рыбу посылаем. Очень ему нравилась такая работа и река нравилась.
— А вы? Почему уехали из стойбища? Сейчас-то вы живёте в городе?
Мужчина пожал плечами:
— Пятками вперед никто не ходит. Так уж сложилось. Не осталось семьи. Иногда езжу, в гости, крови зов чую, тянет, но места там мне уже нету.
— А много стойбищ осталось у реки Таз?
— Да осталось еще… там летом много людей бывает, кто рыбу ловит, кто ищет что. А зимой пусто. От Газ-Сале, до Красноселькупа почитай, триста километров вверх по течению ни одного поселка. Вот так. Раньше было больше, Сидоровка, Мунгуй, еще другие были. Теперь уже все, нет их.
— А про острог Рачительный слышали?
— Как не слышал! Слышал. Его тоже многие искали. А вы его ищите, да? Из-за него в Уренгой? Ну так я вам скажу, поздно вы сунулись. Зимой туда ходить трудно. Снег, холод, бури. А вот летом да, многие ищут. Там на реке Таз была раньше Сидоровка, вот, около неё нашли старое городище, говорят это он и был — Рачительный. Да, некоторые так говорят… а другие говорят, провалился он, сквозь землю в нижний мир ушёл.
Вячеслав вдруг нахмурился и поглядев в окно, замолчал. Там, за стеклами лежала тьма и снежное поле, и только лента дороги светилась огнями проезжающих машин. Семен ясно ощущал его страх — страх человека перед неведомым.
Он чуть шевельнул руками и машину тут же наполнило теплом. Знак вычерченный им принес покой и расслабление. Главное не сделать линии через чур яркими, иначе человек слишком расслабится и будет как пьяный.
— Так что говорят про острог? Расскажите!
— Острог, острог! Почему ж острог-то? Это сперва был острог, а потом фактория стала, а затем город. Говорят, по старым временам был большой город. Потом там зло случилось…
— Зло?
— Да я ж не знаю. Говорю, что слышал! Кто знает что там было. Столько лет прошло, одни легенды остались. Может там и ничего не было. А может и острога этого не было. Только место там дурное. Говорят, если пойдешь туда с чистыми мыслями, всё будет хорошо. А если на душе черно, пропадешь. Вот ходят слухи, потому, что река пустует вся. Мало народу живёт, а где мало людей, там нечисть заводится, из под земли лезет.
Закончив, мужчина погрузился в угрюмое молчание и только когда подъехали к мосту через реку Пур, за которой горели огни Уренгоя, сказал:
— Ты послушай моего совета: друзей навести и назад поезжай. Не ищи беду на свою голову. Там в тундре что-то странное творятся этой зимой. Столбы на небе багровые, будто кровь разлили. Не ходи туда.
Вячеслав высадил его в Уренгое у магазина «Барс», попрощался и уехал. Осмотревшись, Семен направился вперед, прямо по улице. Мимо ледового дворца, к окраине. Город и впрямь был небольшим, несколько домов и он оборвался.
Вдоль дороги, налево, видны были коттеджи, а прямо перед ним изгибалась труба теплотрассы и уходила вперед. Далеко, на горизонте сияли огни аэропорта. Семен прошел через сумрак и оказался дальше них, в поле.