– Все же победу в соревновании одержало второе звено.
Громко и дружно вспыхнули аплодисменты, словно легкая волна пробежала по кумачовому полотнищу знамени.
– Мне хотелось отметить лучших, – продолжала Лина, – но Ракитин говорит, что лучшие – это все звено!
– Неправда! – вскочил Чернов. – Мы плохо работали. Почти всю бумагу собрал сам Ракитин!
– Не преувеличивай, Чернов, – пробормотал я, скромно потупясь. И тут же до меня дошел другой, ядовитый смысл им сказанного. – Неправда! – без передышки, но уже в ином тоне крикнул я. – Все собирали, и ты собирал!
– Да что мы собрали! – махнул рукой Чернов и сел.
Наше звено возмущенно загалдело. Прав Чернов или нет, сейчас это никого не интересовало, ребят обозлило, что он наводит тень на нашу победу.
– Тише, товарищи! – Лина стукнула ладонью по столу. – Если звеньевой показывает пример в работе, в этом нет ничего плохого…
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась повязанная платком голова коридорной нянечки:
– Кузьмина, тебя к директору требуют!
– У меня сейчас сбор! – блеснула стальными глазами Лина.
– Да я ему говорила, а он велел срочно…
– Подождите, ребята, – сказала Лина и вышла из комнаты.
Когда Лина вернулась, глаза ее казались не стальными, а свинцовыми.
Она села за свой столик, сжала виски длинными пальцами, затем тряхнула головой и тихо сказала:
– Большая неприятность, ребята. С почтамта поступило заявление: кто-то из пионеров сдал в утиль связки с брошюрами.
Вспыхнул короткий смешок и, будто удавленный, смолк.
– А зачем? – удивленно проговорил кто-то.
– Небось для веса, – пояснил Ладейников.
– Чепуха! – громко и брезгливо сказал Карнеев. – Никто из наших не мог этого сделать!
– Помолчи, Карнеев! Директор хотел прийти сюда, но я сказала, что мы сами разберемся. Кто был сегодня на почтамте?
– Я, Цыганов и Васильева, а из второго звена Ракитин, Варакина и Аршанский, – с вызовом ответил Карнеев.
«И чего он лезет? – тоскливо подумал я. – Хочет показать, что он ни при чем? Да на него и так никто не подумает…»
– Ну вот, – сказала Лина, – я обращаюсь к названным товарищам: кто из вас это сделал?
– Я! – прозвенел за моей спиной такой знакомый и любимый голос, что я мгновенно узнал бы его из тысячи голосов.
– Ты, Варакина? – недоверчиво произнесла Лина. – Зачем?
– Надоела возня с мусором, – свободно ответила Нина. – А Ракитину подавай мировой рекорд. Ну я и сунула эти брошюры. Подумаешь, ценность: «Как разводить опенки в сухой местности»!
– А ты понимаешь, Варакина, что ответишь за это пионерским галстуком? – как-то без особого гнева сказала Лина.
Короткое молчание, а затем:
– Да!
Я молчал не потому, что хотел схватиться за спасательный круг, брошенный мне Ниной. Я молчал от счастливой растерянности, от огромного, до боли сладкого чувства, залившего мне душу. Ради меня Нина взяла на себя стыдный и жалкий проступок, не испугалась ни позора, ни кары!
– Варакина тут ни при чем, – сказал я, вставая. – Это сделал я.
– Ладно прикрывать-то! – крикнул Ладейников.
– Не валяй дурака! – жестко сказал Карнеев.
Но по тому, как металлически холодно вспыхнули глаза Лины, я понял, что она мне поверила.
– Чем ты докажешь?
– Брошюры назывались «Как разводить шампиньоны», четыре связки…
Стало очень тихо, лишь за моей спиной любимый голос прошептал:
– Ну и дурак!
– Может, ты потрудишься объяснить, зачем ты это сделал? – со сдержанной яростью проговорила Лина.
Я ничего не ответил Лине, да и не сумел бы я сейчас объяснить, что заставило меня сунуть в мешок брошюры. Я думал в это время: настанет ли день, когда я буду вспоминать об этом как о давно минувшем и мне безразличном?
– Ясно зачем, – раздался насмешливый голос Юрки Петрова. – Чтобы победить в соревновании!
– Честно – кишка тонка, так давай на обмане! – крикнул Чернов.
– Это подло! – с отвращением сказал Карнеев.
И только его слова попали мне в сердце.
Чем злее и беспощаднее меня осуждали, тем сильнее крепла во мне уверенность, что все кончится благополучно. Мы столько лет дружили, неужели ребята не понимают, что не просто из тщеславия и самолюбия совершил я свой дурацкий поступок. И когда секретарь отряда, новенькая в нашей школе, Женя Румянцева, сказала, что я недостоин носить галстук и меня надо гнать из отряда, я усмехнулся, настолько мне это показалось диким.
– Согласна с предложением Румянцевой, – поднялась из-за стола Лина.
Тогда я тоже встал и, ни на кого не глядя, пошел к двери.
– Ракитин, ты куда? – крикнула Лина.
Я не ответил, и дверь пионерской комнаты захлопнулась за мной.