— Верхом на метле?
— Неужели вы верите в подобные глупости? Нет, колдунья вышла из дома и бормотала слова, которых никто не понял, — у них кровь в жилах застыла, едва только услышали. Потом она отправилась за плетень, нарвала каких-то трав на полянке и воздела голые руки к небу. Кузен рассказал другу, будто колдунья видела в темном лесу как днем — настоящая сова. Чем вам не доказательство?
— Какая чушь, Слепень, можно подумать, болтает суеверная старуха.
— Как знаете, как знаете, но если мне вдруг понадобится избавиться от кого-то, я точно отправлюсь к колдунье. Только вот у меня нет ни денег, ни врагов. И тем не менее я пойду к ней.
Антельм вспоминал этот разговор. Неужели настолько очевидно, что он желает кому-то смерти? А может, мальчишка сам по себе предсказатель? Но Антельм никому смерти не желал: от одной только мысли оказаться у могилы Супруги ему становилось горько.
Но жить во лжи ему тоже не нравилось.
Белые руки
Как бы самому не сойти за колдуна?
Местные мальчишки стали приносить Антельму свежеотловленных насекомых, прибитых, словно мерзкие гады, без малейших зазрений совести — чудаковатый старик щедро за них платил. Один из парней вдруг заметил, насколько необычные у ученого руки:
— Друзья, объясните мне вот что: за все время, проведенное на солнце, кожа у него стала такой же черной, как у отцов, которые сажают, жнут, воздвигают стены или чинят крыши. Это естественно. Но руки, вы видели его руки? Разве они не должны загореть, как и остальные части тела? Разве они не должны быть одного цвета с лицом?
— И даже еще темнее, — заметил другой мальчик, — потому что голову покрывает шляпа, а на руках ничего нет.
— Верно. Тогда объясните мне: как они сохраняют эту белизну? Они еще бледнее ладоней нашего учителя, который все свое время проводит за книжками и тетрадками.
— Еще бледнее ладоней кюре, а этот чертов христианин постоянно их держит в чаше со святой водой! — сказал старший, Кабре, чтобы затмить суждения малышей своими богохульствами.
— Еще бледнее рук булочника, вечно выпачканных в муке.
— Это ненормально, — вполголоса произнес Фаре, а затем добавил чуть громче: — Здесь точно какая-то чертовщина.
— Мама рассказывала: когда заключаешь сделку с дьяволом, те части тела, к которым он прикоснулся, перестают чувствовать боль.
— Такой расклад должен устраивать Папашу Червя. Представляете, сколько ос и шмелей его покусало? — сказал малыш Кост, чья умная физиономия свидетельствовала: он не так прост, как кажется.
— Ясно представляю себе эту сцену, — заключил Кабре, чтобы ребята состроили ужасные гримасы. — Полянка де-ля-Фонтен, в лесах Лож. Полночь, в небе полная луна, округу видно как днем. Что там за шорох в кустах? Да это же он! Огромный козел! Здоровый, дикий, рогатый. А глаза… глаза налиты кровью! А вон того мужчину на полянке узнаете? Он не снимает широкополой шляпы даже ночью…
— Папаша Червь!
— Он самый. Вот козел встает на задние копыта. Какой же он огромный. Посмотрите: он превращается в человека. В гиганта, великана, на пальцах — когти, а из зада торчит длинный хвост и извивается, как змея!
— Но его не существует. Такого просто не может быть, — попытался возразить один из малышей.
— То есть «не может быть»? Спроси у Папаши Червя: как так получается, что волосатая личинка превращается в красивую бабочку? Он тебе расскажет, и сразу станет ясно: для него в этом деле нет совершенно ничего удивительного, как и при виде огромного козла, преобразившегося в самого дьявола. Князь преисподней берет его ладони в свои мохнатые лапы: теперь даже само солнце не сможет прикоснуться к рукам Папаши Червя. От дьявольского голоса дрожит весь лес: он произносит чудовищное заклинание, от одного только звука которого у вас кровь стынет в жилах. Он гремит… — Кабре на мгновение умолк, стараясь нащупать самый напыщенный и потусторонний тон, а затем крикнул: — Заклинание гласило: ТЕПЕРЬ ТЫ МОЙ СЛУГА!
Малыши разбежались: половина корчилась от смеха, в то время как другая дрожала от страха.
Однако с тех пор дети больше не могли смотреть на безупречно белые руки Антельма, не представив полянку, залитую светом красной луны, и сцену, сошедшую с фрески из самого ада. Мальчишки клали энтомологу на ладонь только что пойманного опалового жука, стараясь не коснуться случайно кожи, а затем убегали прочь, сжав в кулаке только что заработанную монетку. Следовало тут же потратить полученное вознаграждение, потому что кто знает, откуда брались эти су? В каких подземных кузницах их ковали?