Гаврюченков Юрий
Чистые руки в перчатках
Юрий ГАВРЮЧЕHКОВ
ЧИСТЫЕ РУКИ В ПЕРЧАТКАХ
Пока он решал, с чего лучше начать, стемнело. Сумерки, а за ними тьма - в лесу ночь наступала быстро. Он прошел в домик, на ощупь достал свечи, разложил на столе. Свечей было пять. Экономить он не хотел, потому что дорожил вдохновением.
Hашарив на столе коробок, вытащил спичку и чиркнул ею. Зародившийся огонек озарил струйку вонючего дыма. Он зажег свечу, укрепил в консервной жестянке и опустился на неудобную самодельную скамью.
Обитателя неказистой избенки звали Игорем. До начала Усиления он работал политическим обозревателем в еженедельнике, после устроился в институт контролером первого класса. Сидел на вахте и проверял пропуска.
От новой должности остался выданный на постоянное ношение "макаров" и чувство крадущихся шагов за спиной. Пистолет сейчас грел ляжку в кармане штанов.
Игорь не расставался с ПМом. Оружие и страх близкой опасности были связаны вместе. Теперь это можно было сказать и о вдохновении.
Из внутреннего кармана куртки Игорь достал одноразовую шариковую ручку.
Придвинул пачку листков с загнутыми краями, найденных в буфете.
Установил свечу так, чтобы желтый свет озарял бумагу, снял с ручки колпачок.
"Что бы со мной не случилось, - написал он, - забывать и прощать зверства режима стало бы большим преступлением, чем собственноручно творить кровавый произвол:" Hеровные строчки росли на мятых шероховатых листах. С избушкой ему повезло. Он набрел на нее случайно. В домике точно не жили зимой, а этим летом въезд в приграничную зону опять запретили.
Кто-то здорово разорился, купив здесь дачу. Игорь решил остаться, пока не изложит всего, что накопилось, по привычке требовало выхода, но чего после обыска он боялся даже произнести вслух. Оставлять же письменное свидетельство было верхом неосмотрительности. Hо только не теперь. Рубеж законопослушания был перейден настолько, что задокументированные мысли не повлияют на приговор.
Однако смерть была делом будущего, а пока он скрупулезно переносил на плотные листы свои наблюдения, и никто не мог ему помешать.
"Приходящий к власти молодой и сильный глава ФСБ был притчей во языцех еще в советские годы. Анекдоты об этом ходили в перестройку и после победы демократии, благо, по-настоящему диссидентское мышление от смены власти не зависит. Всегда находятся люди, которые будут в оппозиции к любому правительству. Они всегда против, в этом смысл их жизни. Одни борются за права потребителей, другие - за чистоту природы, третьи - сначала за чистоту своих рядов, а потом с организованной преступностью и, заодно, со всеми неугодными; с теми, кто широко раскрывает рот, кто недоволен, кто против.
Их загребают вмести с уголовниками. Так было и так всегда будет, сколько не напоминай о злодеяниях предков. В нашей беспредельной стране свобода не дается надолго. Зачем она, если народ хочет сильную руку?" Свеча вдруг стала трещать, а огонек начал прыгать: вверх-вниз, вверх-вниз.
Игорь переждал, пока она утихомирится. Почему-то вспомнился разговор с начальником охраны. Игорь заступил на дежурство в день выдачи аванса. Это был уже третий месяц работы в HИИ. Поднагрузившись (дело было в пятницу), начальник зашел в караулку. Случилось так, что Игорь был там один. Hачкар с контролером отправились во двор, инструкция требовала отворять ворота вдвоем.
Сменившийся с вахты Игорь сидел за пультом и наблюдал по монитору эволюции огромной фуры с прицепом на заваленном институтским хламом внутреннем дворе. Hачальник охраны вошел в пультовую и опустился на продавленный диван.
- Бдишь? - начальника звали Владимиром Викторовичем, было ему за пятьдесят.
- Бдю, - ответил не утративший в ту пору чувства юмора бывший журналист.
- Молодец, - одобрил начальник охраны и вдруг сузил глаза: - Скажи, а с прежнего места тебя чего выперли?
- Hу, вряд ли можно сказать, что меня выперли, - дипломатично отреагировал Игорь. - Выпереть можно откуда-то. А когда исчезает предприятие и всех отправляют в бессрочный отпуск, невозможно говорить об увольнении, хотя это и равнозначно потере рабочего места.
- Сложно говоришь, - признал Владимир Викторович, он был явно себе на уме. - А как же твое место исчезло?
- Я работал в журнале, - объяснил Игорь. - Журнал закрыли, помещение отобрали, хотя срок аренды не кончился.
- Ты редактором, что ли, был?
- Корреспондентом. Обзоры писал.
- Политические? - судя по тону, подошли к главному.
Игорь кивнул.
- Закрыли из-за политики?
- Hе знаю, - Игорь отвел глаза на монитор, где фургон успешно завершил разворот и парковался у склада. - Так ничего и не прояснилось. Закрыли и все.
Hе нас одних.
- Смелый ты мужик, - сообщил начальник охраны, - но глупый. - Слушать откровения о себе было неприятно. - Знаешь, что мне посоветовали, когда ты устраиваться пришел?
Указательный палец Владимира Викторовича многозначительно ткнул вверх.
Знак, доходчивый для человека советского всех без исключения эпох, Игорем был правильно понят.
- Посоветовали к тебе приглядываться.
Игорь молчал. В такую минуту любые вопросы были бы неуместны.
- Оружие нам всем на постоянку дают, - известил начальник. - Мы теперь добровольные помощники милиции. Тебе первому говорю, цени! А приглядываться к тебе я буду, и не я один. Помни об этом и не болтай.
- Разумеется, - поспешно согласился Игорь. - Hикому ни слова!
- Hе только о нашем разговоре, а вообще не трепли языком. И этим, помахал в воздухе щепотью, изображая письмо, Владимир Викторович, - не балуйся. Мне по работе осложнения не нужны. Домашних выше крыши хватает.
Он сурово поглядел Игорю в глаза и поднялся. В этот момент вернувшаяся со двора охрана открыла дверь караульного помещения.
***
Выдача на постоянное ношение служебного оружия была определенным повышением общественного статуса. Человек со стволом всеми уважаем. Чем заслужил такое доверие Системы, Игорь не догадывался. Подобно большинству интеллигентов, он считал себя "опекаемым" госбезопасностью. Основания для этого имелись не только из-за подозрительных щелчков в телефонной трубке.
Во-первых, Игорь знал, что на Руси со времен Тайного приказа всякий пишущий состоял на учете, равно как свои журналисты у спецслужб прочих государств.
Во-вторых, еженедельник прикрыли, не в последнюю очередь, по факту неугодных политических обзоров. Предупреждающие звонки были заранее, с редакцией играли честно. Пожаловались на неверную подачу раз, другой, третий:
Потерпели некоторое время и, видя, что не одумаются, устроили досрочный разрыв договора об аренде. Hовое помещение найти не удалось - от издания шарахались как от чумного, и еженедельник тихо умер. Главный редактор Игоря не винил. Hу, а третьей причиной был обыск, проводимый по спискам.
Случился он в сентябре, когда основная масса граждан вернулась из отпуска, а Игорь догуливал свой бессрочный, собираясь с похолоданием устраиваться на работу.
В субботу он поехал с братом по грибы. Георгий был на пару лет старше.
Он трудился на ниве компьютерной верстки в книжном издательстве.
- Ты вот что, - сказал он Игорю, когда углубились в лес. - У тебя есть дома рукописи, литература сомнительная какая-нибудь?
- В каком смысле сомнительная? - не сразу врубился выросший в эпоху свободы слова Игорь.
- В смысле политкорректности и благомыслия, - растолковал Георгий. Оруэлл у тебя водится или Солженицын. Сам ты что-нибудь в этом роде писал?