— Маш! Маш!
Коза не показывалась. За калиткой послышалась возня. Васька пробежал двор, подпрыгнул, ухватился за верхнюю жердину, подтянулся, помогая ногами, и заглянул за изгородь.
Машку мучили. Светловолосый паренек крутил ей шею, старался положить на костлявые лопатки. Коза вырывалась, но силенок было маловато. Васька онемел от такой наглости. А паренек забавлялся. Он дергал Машку за хвост, бодал ее своей круглой головой, щекотал растопыренными пальцами и смеялся. Весело!
— Эй ты! — опомнился Васька. — Отпусти!
Как в песок. Даже головы не повернул.
— Кому говорю! Отпусти, а то…
— А то — что?
— Тогда увидишь!
— Богатырь, что ли? Квакаешь из-за забора.
— Да я тебе!..
Драться Васька не любил. Ему казалось, что незнакомец должен убежать. Ведь попался на постыдном, виноват же!
— Ну, чего застрял! Прыгай, коль такой смелый.
Васька очень не хотел драться. Он еще надеялся, что паренек опомнится и убежит.
— Трус!
Васька прыгнул. Выронил хлеб. Освобожденная Машка метнулась к горбушке, подхватила ее и, давясь, задергала тонкими губами.
Васька опомниться не успел, как получил ловкий удар в ухо. Он не ожидал такого начала и растерялся. Где-то рядом плавал в воздухе огромный, как самолет, комар.
— Еще дать? — различил он в утихающем звоне. Задохнулся от обиды, досады, неловкости своего положения. Бросился вперед, как в воду. Паренек крутился около, тыкал кулаками в грудь, в шею. Легкие кулаки, не опасные. Васька сразу понял это, но еще волновался и не мог хорошенько ответить. Наконец поймал наглеца обеими руками за шею. Притянул к себе, поднатужился и опустил на колени.
— Сдаешься? — спросил страшным голосом. Жертва поупиралась и затихла. Васька ослабил захват. И тут же зазвенело в другом ухе.
— Ах так? — он снова бросился вперед, сбил пришельца с ног и, придавив к земле, уселся на него верхом.
— Не крутись! Я те кусну!
Легкая, птичья какая-то сила высоко подняла Ваську.
— Петухи!
Балашов поставил Ваську на землю, шевельнул за плечо паренька.
— Жив, Максим? Нарвался? Будешь знать!
Егерь вошел в калитку, Машка — следом.
— Получил? — спросил Максим шепотом. Глаза его сияли злостью и решительностью.
— Цела шея? — спросил в ответ Васька. — А то враз доломаю!
— Трус!
Максим ринулся к Ваське, по гит опередил его, ухватился нечаянно за волосы.
— Пусти! Больно же!
Рванулся, двинул Ваське локтем в живот. Васька сжался. А когда отдышался, рядом никого не было.
Вот так они и познакомились.
А вскоре у них произошла вторая стычка.
Васька выследил бурундука. Зверек жил в корче у родника. Васька стал подкармливать его, приносил орехи, семечки. Сначала полосатик дичился, прятался, но вскоре обвыкся, стал набивать щечки на глазах у-чело-века. Забавный! Секунды на месте не посидит, все крутится — принюхивается, тычет носик туда-сюда. И все на Ваську косится, мол, не подкрадывается ли? А чего Ваське подкрадываться! Шкурка, что ли, ему нужна? Посмотреть, полюбоваться… Повернись неловко — свись! — и нет зверька, в норке скрылся. Потом глаз покажется. Выскочил!
У родника тихо-тихо. Сумрак. Прямо над водой ель нависла, рыжие иголки роняет. Крутятся они в легкой струе, прибиваются к крутому мшистому бережку. Когда воду набираешь, обязательно их зачерпнешь. Вроде и мусор, а вода от них вкуснее.
Дом совсем рядом — пробежишь по тропке, повернешь возле выворотня направо, в березняк, и крыша торчит. А ощущение такое, будто ты где-то в глухой тайге, совсем один, и лучше нет ничего.
А когда вдруг послышится треск валежника, сердце забьется. Вот-вот вывалится к роднику зверь. Может, злой хищник, и тогда спасайся. А может, сторожкая косуля или еще кто редкий и приятный. Вдавиться в мох, молчать и глядеть, чтобы запомнить все.
Эти шаги Васька не услышал. Задумался, может быть. Жалобно вскрикнул бурундук и свалился с коряжины.
Рядом стоял Максим. Охотник. С рогаткой. Черная собака обнюхивала бурундука.
— Попробуй! — сказал Максим с усмешкой. — Только тронь! Она тебя в клочки! Пойдем, Бахра.
И ушли, оставив Ваське теплое полосатое тельце.
Балашов долго успокаивал Ваську, хотя, видно было, и сам переживал. Он знал, зачем Васька к родничку бегает.
Это было первое чучело, которое он для Васьки сделал. Поставил его Васька на чердаке, недалеко от слухового окна. Мало радости только. Жалко. И обидно. И стыдно за человека, лишившего жизни доверчивого лесного обитателя.