Машка почувствовала приближение кормильца, с безобразной силой стала вдавливать в дверную щель накалившийся от голода глаз.
— Спрячься! — грозно сказал Васька и отодвинул засов. Не успел толком войти, а скотина уже выхватила из вязки пук. Показалось — мало. Бросила его на пол, раззявила рот пошире, кинулась за вторым, но промахнулась и зацепилась рогом за ремень.
— Чтоб тебя куры съели! — сердился Васька, крутясь подле ошалевшей от навалившейся на нее тяжести козы. Кое-как ухитрился распустить ремень, и трава разлетелась по изгаженному курами полу. — Жри теперь!
— А ты привязывай ее в лесу, — сказал из-за спины дядя Игнат. — Привыкнет, не барыня.
Машка вздернула морду и подарила егерю не сулящий добра взгляд. Тот передернулся, как от озноба, и отошел к крыльцу.
— Вот почему так, Васек, — спросил он, разглядывая кроличьи лапки, — чем добрее человек, тем больше тварей на него бросается? Вот идем вчера… Откуда ты их взял?
— В школе… — Васька присел рядом, заволновался, глядя на удивленного дядю Игната.
— Да ты знаешь, что ими лет сто со стола сметали?!
Вот ведь! Как же сам не догадался! Шерстка на подушечках вытерта, а коготки измочалены, стали похожи на раздавленные кончики куриных перьев.
Васька шел рядом с егерем и со стыдом вспоминал свою панику… Как не похож он на этого небольшого, уверенного в себе человека!..
Петр Васильевич уныло сидел на крыльце школы.
— Приветствую коллегу! — бодро и насмешливо сказал егерь.
— Шутишь еще!
— Какие шутки… Сколько у тебя лопат?
— Пятьдесят штыковых и двадцать совковых. А что?
— Окапываться будем. Соберем мужичков с ружьями и устроим засаду.
Директор покачал головой, ухмыльнулся:
— Силен! А я вот не догадался… Один пытался, чудак.
Балашов направился к шедам. Ушастики толпились у дверец, нетерпеливо тыкались мордочками в сетку. Оголодали! Разве один человек справится с такой оравой?
— Сидит! Сидит… — Балашов не останавливался, мельком поглядывая на одиночные клетки. Подошел к вольере с молодняком.
— Васильич! Отсюда пропадают?
— Видимо…
— Но ты посмотри на их лапки! Разве сравнить с этими?!
Петр Васильевич даже подпрыгнул немножко от удивления и радости. По-детски засмеялся, страшно довольный приятным исходом этой, напугавшей его самого и родителей истории. Он еще тряс, как барабанными палочками, старенькими лапками, когда подошла сторожиха с большой черной лайкой. Собака вдруг заволновалась, засуетилась, задрав подслеповатую морду.
Балашов выхватил у директора лапки, широко размахнулся и бросил их за вольеру. Лайка взвизгнула, вырвалась из круга людей и тяжелыми прыжками понеслась за ними. Немного спустя появилась в конце шедов, улеглась, придавив могучими лапами никому не нужную добычу.
— Вот он, хищник! — сказал Балашов и направился к собаке. Присел перед ней на корточки, говоря что-то, протянул руку. Лайка не шевельнулась. Егерь потянул к себе лапки. Собака вскочила и жалобно заскулила.
— Ну, Вера! — крикнул Балашов. — Поймали вора!
Сторожиха напряглась, сжала худенькие кулачки и уставилась испуганно — то ли на собаку, то ли на Балашова. Ваське показалось, что вот-вот она набросится на егеря. Но она заплакала вдруг — громко, отчаянно, будто убили кого. Петр Васильевич устремился было к ней, но, застигнутый грозным вскриком Балашова, застыл в неудобной позе. Бахра промахнулась, клацнула зубами.
— Ч-ч-черт знает, простите, что… — Директор отходил от испуга, но стоял не шевелясь.
— Вера, перестань! — тряс Балашов сторожиху за плечи. — Не ела их Бахра, не ела! Слышишь?
— Ох и шуточки у тебя… — Директор вздохнул, поглядел на жмущуюся к ногам хозяйки собаку.
Наконец тетя Вера успокоилась, но еще долго сморкалась в подол фартука и им же вытирала глаза.
— Чужие это лапки! — возбужденно говорил Васька. — Чужие! Просто Бахра натаскала их сюда.
— Зачем? — удивился Петр Васильевич, кивнув собаке. Получилось, будто у нее спросил. И Бахра вдруг потупилась, скульнула виновато. Балашов прыснул. Засмеялась и тетя Вера, сразу помолодев и зарумянившись. Директор недоуменно посмотрел на них, на Ваську, Ваське смеяться было неудобно.
— Ну-ка дай-ка крольчонка! — неизвестно кого попросил Балашов и сам полез рукой в вольеру.
Бахра вскочила, напряглась.
Егерь погладил серенького несмышленыша, осторожно пустил на землю.
— Поскакал, стервец!
Бахра в два прыжка настигла его, поддела носом, занеслась, развернувшись, вперед и прижала к песку подрыгивающее задними лапками пушистое тельце.