До меня дошло, что сейчас придется изображать волнение и благодарность за подарок, лежавший в коробочке, каким бы он ни был, и одна мысль об этом лишила меня сил. В ванной я пустила воду и торопливо вытащила пакетик с таблетками и шприц из коробки с тампонами, стоявшей под столешницей.
Мне пришлось делать это быстрее, чем обычно, поскольку Элиот буквально ждал меня под дверью. Я спешила, подготавливая все необходимое, стараясь не звякнуть ложкой о столешницу, отложив ее в сторону.
– Поторопись, детка, мне пора на работу, – окликнул он меня.
– Иду! Я зубы чищу, не хочу пугать тебя запахом изо рта, когда буду целовать! – крикнула я, оборачивая ремень вокруг бицепса и туго его затягивая. Я знала, что за это мне уготовано место в аду. А теперь даже не могла начать взаимодействовать с другими людьми, пока не уколюсь наркотиком. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала как.
– Алло-о-о-о! Земля вызывает Тиффани, прием! Я говорю – с Рождеством тебя! – проговорила Джесси, махая ладонью у меня перед носом и выдергивая из грез наяву.
– Ой, привет! Да, прости. Сегодня у меня какой-то странный день, – ответила я.
– Еще бы! Рождество в тюрьме – это отстой. Но есть и положительная сторона, – начала она с присущим ей оптимизмом. – С минуты на минуту должны прийти дамочки из церкви, они раздадут нам носки и шоколад. Так что день не совсем потерян. – Она улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать меня. Я обхватила ее затылок и притянула ближе. Сегодня мне была нужна любовь. Хоть я и была окружена людьми постоянно, чувствовала себя такой… одинокой. Мое сердце замерло, когда она обвила мой язык своим и мягко нажала на основание моей шеи.
Я не могла начать взаимодействовать с другими людьми, пока не уколюсь наркотиком. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как.
Мы с Джесси встретились только пару недель назад, но неделя в тюрьме кажется целой жизнью.
Она ненадолго оторвалась от моих губ и заглянула прямо в глаза. Мое сердце тут же принялось безудержно колотиться, и, когда она сграбастала меня за затылок и притянула к себе для еще одного поцелуя, я заметила, что ее дыхание стало намного более тяжелым.
Джесси выпустила мою шею и медленно переместила ладонь на грудь. По внутренней поверхности моих бедер побежали огненные мурашки, когда она начала потирать и нежно мять ее в ладони. Потом она толкнула меня обратно на койку и легла сверху. Мне до боли хотелось, чтобы она потрогала меня между ног.
Должно быть, Джесси прочла мои мысли, потому что прижалась своей грудью к моей и приподняла таз, создавая пространство, чтобы скользнуть рукой под мои штаны. Но, прежде чем она успела меня коснуться, металлический лязг дверей заставил ее отпрянуть от меня со скоростью света и встать навытяжку. Я, тяжело дыша, бросила взгляд на дверь и увидела, что в блок вошел охранник.
Блядь! Не знаю, то ли дело было в праздничном дне, то ли в моей сверхэмоциональности, но я была возбуждена сильнее, чем когда-либо в жизни. И, честно говоря, испытывала неподдельную ярость из-за этого копа-кайфоломщика.
У меня никогда прежде не было отношений с девушкой. Я имею в виду, так-то меня тянуло к девушкам, потому что… ну, очевидно же, что женщины – красивые создания. Однако я никогда раньше не пыталась реализовать эти чувства. Обычно это были лишь мимолетные мысли, когда я проходила мимо какой-нибудь красотки на улице. Когда Джесси меня поцеловала, внутри у меня все перевернулось. Моя подруга Трина, женщина, которая некоторое время любилась с женщинами, говорила, что я из «вынужденных геев» и что это обычное дело, когда девушки-натуралки начинают интересоваться другими женщинами, будучи очень надолго оторванными от мужчин. Но с Джесси это ощущалось иначе. У нас был контакт – настоящий, на более глубоком уровне.
Охранники заперли двери камер для проведения переклички, и Джесси решила закончить начатое. Помимо того факта, что теперь в камере помимо нас было еще три человека, у меня еще и настроение пропало. Меня охватило глубокое уныние. Я не могла не думать о том, чем сегодня занимается моя семья.
У меня не было денег на счете, поэтому я не могла никому позвонить. Полная изоляция от внешнего мира. Я была уверена, что сегодня сестра приедет навестить отца. Наша мать скончалась три года назад, и папа остался единственным родственником в этом городе.
На самом дальнем от двери телеэкране маячила какая-то фигура, и, едва догадавшись, кто это, я прижала ладонь ко рту и начала всхлипывать. Это был мой отец.
Какая-то девушка из камеры на втором ярусе начала петь Silent Night. У нее был ангельский голосок, долетавший до самых дальних углов блока. Слезы вдруг хлынули у меня из глаз, словно кто-то отвернул кран. Нам не было позволено иметь радиоприемники, так что после месяца без музыки это пение показалось мне самым прекрасным и трогательным звуковым наслаждением в жизни.