Да и внутри все до ужаса напоминало советскую старину: прикрепленное к стене сиденье типа вагонного столика, на другой — полочка со старомодным дисковым телефоном (трубка в двух местах обильно перемотана прозрачным скотчем). Тем не менее, когда Мазур поднес ее к уху, услышал гудок. Старательно накрутил код столицы, потом номер Олеси.
И началось… В трубке запищали короткие гудки, чего даже чисто теоретически не могло быть: номер был получен буквально перед отлетом Мазура, знали его только Мазур и Олеся. Конечно, она не сидела возле него круглосуточно — но когда спала в той же квартире или отлучалась по другим надобностям, на трубке оставался верный человек, имевший строжайший приказ никуда по этому телефону не звонить. Так что все дело было в убогости здешней телефонной связи.
И во второй раз повторилось то же самое — короткие гудки, невозможные даже теоретически. В третий раз гудки были длинными, но трубку никто не брал, чего опять-таки не могло быть. В четвертый вместо гудков раздался вообще ни на что не похожий жалобный писк, словно на том конце провода мучили мыть злые люди.
Ну, бывшего советского человека такими пустяками не удивить и не заставить опустить руки… Мазур трудился, как робот. На седьмой раз после двух длинных гудков, самых обычных, трубку сняли и раздался голос Лисы Алисы, то бишь хитрюшки Олеси:
— Я слушаю.
Всегда умела владеть собой стервочка — в голосе ни тени напряженности, ровный, обычный. Хотя все эти дни она должна была пребывать в нечеловеческом напряжении: два кило алмазов — не ведро арахиса…
— Добрый вечер, милая, — сказал Мазур самым беззаботным голосом. — Ну вот и я объявился…
Несколько секунд стояло молчание — ну да, она все же не железная… Мазур терпеливо ждал. Наконец она заговорила. На сей раз в голосе все же присутствовала нотка тревоги — но определить это мог только тот, кто более-менее хорошо ее знал. Все же сильна баба…
— Как успехи?
— Увы, милая, увы… — сказал Мазур. — Не получилось никаких успехов. — Этот проводник оказался не проводником, а сущим раздолбаем, решившим сшибить денежки на виски… Зря только время потеряли. Остался я без носорога, а в ту мелочь, что подворачивалась, и стрелять-то было для хорошего охотника унизительно.
Снова молчание на несколько секунд. На сей раз белокурая русалка, несомненно, тихо заходилась от радости. Код был нехитрый. То, что Мазур остался без носорога, как раз и означало, что алмазы все до единого при нем.
Вновь послышался ровный Олесин голос:
— Так-таки ничего и не добыл? («Погоня за тобой есть?»)
— Ничего, — сказал Мазур. — Не стрелять же было по мартышкам («Если и есть, пока что не объявлялась»).
— Бедный ты мой, не повезло… Ты где сейчас?
— В Лубебо, — сказал Мазур. — Здесь и заночую — не болтаться же ночью по здешним дорогам…
Шифроваться, скрывая свое местоположение, не было смысла — если кто и прослушивает Олесины телефоны, так это конкуренты, а это ребятки не менее серьезные и довольно быстро могут определить, откуда был звонок…
— Ну что же, — сказала Олеся. — Придется тебя утешать… Буду ждать на яхте.
Сие означало, что первоначальный план нисколечко не изменился, и Мазуру, как и было задумано, нужно ехать в Маджили.
— Я быстро доберусь, — сказал Мазур. — Никаких сложностей. Главное, не забудь прихватить тот синий купальничек, обожаю его с тебя снимать…
А вот это уже ничего не означало — просто беззаботная болтовня в расчете на возможного слухача.
— Обязательно, — как ни в чем не бывало, рассмеялась Олеся. — Знаю я твои вкусы…
Они перекинулись еще парочкой столь же беззаботных игривых фраз и распрощались, словесно поцеловав друг друга напоследок.
Ну вот, сделал женщину счастливой, подумал Мазур, у меня это, знаете ли, запросто…
Нажав на рычажки, он принялся набирать другой номер. На сей раз, вот чудо, понадобилось всего четыре попытки. Откликнувшийся мужской голос был незнакомым, но это ничего не значило — Мазур все равно представления не имел, кого Лаврик на этот телефон посадил. Главное, человек свой, веселый, словно бы чуть пьяноватый голос: «Фредди вас внимательно слушает, общайтесь». Пароль произнесен в точности.
— Не узнал, старина? — спросил Мазур. — Это Сирил. Или ты уже дошел до кондиции?
— Да ерунда, пару бокалов:.. Ну и как ты там, бвана великий охотник?
— Не подкалывай, — сказал Мазур с некоторой угрюмостью.
— А что такое?
Мазур повторил то же самое, что говорил только что Олесе: проводник оказался вовсе не проводником, а любителем срубить легких деньжат, даже не знавшим толком местности; что в результате он остался без носорога. Разве что на сей раз, учитывая, что его собеседником был мужик, перемежал рассказ матерками, вполне уместными в ситуации, когда человек остался без носорога.
В свое время, обсуждая с куратором полет на прииск и возможные варианты последующих событий, они решили воспользоваться тем же кодом, что разработала Олеся и ее помощник. Чтобы не насторожить возможных слухачей нестыковками, двумя вариантами событий. И любовнице, то есть Олесе, и другу Фредди, то есть этому незнакомцу, следовало преподнести одну и ту же историю незадачливого охотника, на свою неудачу вместо толкового проводника, напоровшегося на проходимца.
Точно так же Мазур сообщил, что пребывает в Лубебо, что погони за ним нет (или, по крайней мере, она пока что не давала о себе знать и в пределах видимости не объявлялась), что Олеся придерживается первоначального плана, и ему предстоит ехать в Маджили. Потом Фредди поинтересовался, как там с девками. Мазур ответил, что в такой дыре годных девок подыскать трудно (это тоже была беззаботная болтовня, очередной гарнир к зашифрованной деловой беседе).
Разумеется, во втором разговоре могли быть свои варианты и дополнения. И они последовали. Когда пора было уже закругляться, Фредди беззаботно сказал:
— Да, совсем забыл… Будешь в Инкомати, когда мобильник заработает, позвони Каррадосу, он прилетел вчера, просил брякнуть, когда «охотник вернется с холмов».
— Обязательно, — сказал Мазур. — Ну, пока.
Он не клал трубку еще несколько секунд — но Фредди ничего больше не сказал — отключился. Так, сказал себе Мазур. Фигур на доске прибавляется. Каррадос прилетел вчера. Другими словами, Лаврик объявился в Ньянгатале. Раньше этого не говорилось, но ожидать следовало — кому, как не Лаврику, играть финал операции? Сам Мазур понятия не имел, каким планируется финал — каждый знает столько, сколько ему в данный момент необходимо. Хотя есть сильные подозрения, что в свое время скажут — вряд ли игру будут доводить до финала без Мазура, переносчика алмазов. Может и понадобится…
Правильно он сделал, или нет, что не сообщил о появлении Стробача? И на такой случай существовало шифрованное сообщение.
Пожалуй, все же правильно. Касательно Стробача Фредди ничем не мог ему помочь, поскольку Стробач пребывал неведомо где. Да, собственно, Фредди ничем не мог ему помочь, такая помощь и не предусматривалась. Вот Лаврику обязательно следует доложить, что неугомонный пан Тимош вновь объявился, и на сей раз решил тоже протянуть загребущие лапы к алмазам.
Надо было еще и ботинки с него снять, с запоздалым сожалением подумал Мазур. И увезти с собой. Чтобы шлепал босиком по желтой жаркой Африке — а это не самое приятное занятие для привыкшего ходить всю жизнь обутым белого человека и здорово снижает скорость передвижения. Вот черт, не подумал как-то. Ладно, это, в принципе, несущественно…
Он распахнул тяжелую дверь, застекленную толстым листом мутного непрозрачного стекла (опять-таки совершенно на былой советский манер) и с превеликим облегчением вышел из душной кабины.
Капрал моментально подтянулся и принял самый бравый вид, окончательно вжившись в роль почетного эскорта. Глядя на него, старикашка-почтмейстер вновь встал и раскланялся. Мазур кивнул ему с видом путешествующего инкогнито короля и направился к двери — капрал уже торопился к ней, чтобы открыть. Хорошо все-таки быть в Африке адмиралом, со всех сторон тебе почет и уважение. А впрочем, и полковником неплохо.