Многие из отвечавших называли сразу несколько эмоций, описывали, как будут действовать в такой ситуации, или рассказывали об уже имеющемся опыте. Некоторые – сразу переходили к плану наступления. На перспективу оказаться родителями нечитающих детей опрошенные реагировали либо негативно (82,9 %), либо нейтрально (17,1 %). Радости, разумеется, не испытал никто.
В общем трагическом хоре многократно повторялось словосочетание «родительский провал», а больше всего меня впечатлил ответ: «Это не мои дети». Кажется, «Шок и ярость» – подходящий и достаточно литературный заголовок для результатов этого опроса.
Почему у взрослых столько боли сосредоточено вокруг чтения? Почему я сама точно так же отвечала бы на подобные вопросы, перепрыгивая с горевания на тревогу, а оттуда на чувство вины и отчаянное желание хоть что-нибудь сделать? Страх перед нечитающим ребенком и нечитающим поколением огромен. Я бы сказала, что этот страх как явление пугает меня даже больше, чем образ дочери, не интересующейся литературой. И соврала бы, потому что сама нахожусь в той же психологической ловушке, что и мои респонденты.
Откуда берется моральная паника
Похоже, корни родительской тревоги, связанной с нечтением, следует искать в советском мифе о самой читающей стране в мире. Большинство родителей современных школьников появились на свет либо в Советском Союзе, либо сразу после его распада, не говоря уже о бабушках и дедушках, которые нередко берут на себя воспитание будущего книголюба.
Возможно, в СССР дети и правда читали больше, но ведь у них было гораздо меньше развлечений: если в детстве нет ни гаджетов, ни соцсетей, ни компьютерных игр, ни возможности без перерыва смотреть яркие мультики и остросюжетные фильмы, из всех вариантов альтернативной реальности остаются книги. Об этом, кстати, писала несколько лет назад на своей странице в фейсбуке литературный критик Галина Юзефович: «В подавляющем большинстве случаев наше чтение носило вынужденный и паллиативный характер, замещая собой все те радости, которых мы были лишены (в силу исторических, экономических и культурных причин)»[5]. Пост ее, в сущности, безобидный, хоть и посягающий на идолов переводной приключенческой литературы, вызвал бурю в комментариях: пропагандировать свободу в вопросах детского чтения сегодня небезопасно.
Мы, взрослые, зачем-то сначала всеми силами создавали и совершенствовали заменители воображения (современная компьютерная игра способна полностью подменить реальность), а теперь удивляемся, что процесс, в котором без воображения делать нечего, ушел на периферию детских интересов. Современного ребенка можно понять и оправдать. Но тогда чем оправдывалась нелюбовь к чтению у детей прошлых поколений? За все мое детство мне встретилось не больше четырех-пяти сверстников, кто по-настоящему интересовался книгой, кто готов был о книгах разговаривать, кто не мыслил ни дня без чтения. И когда сегодня говорят о том, что население нашей страны стало меньше читать, мне все время хочется спросить: меньше по сравнению с каким периодом? Читательская культура, любовь к Слову всегда были уделом меньшинства[6].
Кроме того, говоря о советской начитанности, обычно упускают из виду две вещи: что именно читали школьники (сложно сегодня представить себе родителя, который будет переживать, что ребенок не прочитал достаточно жизнеописаний пионеров-героев) и как они реагировали на то, что некоторые книги были под запретом. Поэт и литературный критик Лев Оборин, говоря о советских читательских практиках, отмечает: «В этих условиях развивалось и подпольное контрдвижение: знание запрещенных, полузапретных, маргинальных по отношению к идеологии авторов становилось чем-то вроде пароля и отзыва. Среди этих авторов бывали и Мандельштам, и Булгаков, и Цветаева, и Платонов, и Набоков, и Бродский – те, кого сегодня мы причисляем к классикам…»[7] То есть книги становились не только досугом, но и билетом в какой-то новый «полузапретный» мир. Литература, которая замещала школьнику в СССР многие радости, сегодня вытесняется не только гаджетами, но и другой литературой, другими авторами, прорвавшимися к широкой российской аудитории на рубеже 1980–1990-х; современный читатель-подросток – по советским меркам диссидент, только он об этом не знает и выбирает книги по совершенно иному принципу.
6
Здесь и далее вы встретите цитаты из моих разговоров и переписок с российскими учителями и школьниками.
7
Вопрос на T&P: откуда появился миф о «самой читающей стране в мире»? // Теории и практики. URL: https://theoryandpractice.ru/posts/16191-vopros-na-tp-otkuda-poyavilsya-mif-o-samoy-chitayushchey-strane-v-mire.