А его голос… Звук его голоса проходит сквозь меня, словно ток. Не знаю, чего ожидала, но каждое его слово, как шелк на моей коже. Разве не так он звучал в моих фантазиях о нем? Интересно, понимает ли он, как мягко говорит, и чувствует ли вибрации своего голоса. Я могла бы слушать этого человека весь день напролет. Нежная интонация его речи — это секс для моих ушей.
Я прочищаю горло, затем произношу каждое слово с особой осторожностью:
— Получается… ты можешь понимать меня?
Он терпеливо смотрит на меня темными глазами, словно прожигает насквозь. С крошечной ухмылкой, играющей на его сексуальных губах, он кивает один раз.
— Хорошо, — самодовольно улыбаюсь ему. — Итак, — говорю я, четко проговаривая каждое слово, — ты хочешь представить меня… «Берте»?
— Говори нормально.
— Я нормально говорю, — отвечаю я ему.
Крошечная ухмылка становится шире.
— Не надо кричать, — говорит он. — Это не помогает мне слышать твой милый голос лучше.
С этими словами он отворачивается, направляясь за кулисы. Смотрю на его мускулистую спину, таращась, пока он уходит. Я кричала?! Как, черт возьми, он понял это? Мой взгляд опускается на его идеальную задницу. Клейтон носит свободные рваные джинсы, которые висят низко на бедрах, но каким-то образом обтягивают его сексуальные скульптурные булочки так, что это раздражающе отвлекает. Мое желание наброситься на него и услышать звук его тела, врезающегося в стену, не уменьшилось за последнюю неделю.
«Прекрати пялиться на его задницу» — упрекаю я себя, а затем следую за ним.
Его бицепсы так великолепно напрягаются, когда он тянет ручку огромной синей подъемной машины, у которой есть имя «БЕРТА», написанное на основании клетки толстым черным маркером. Монстр на четырех скрипучих колесах медленно катится. Клейтон слегка кряхтит, пока тянет «Берту» к центру сцены. Интересно, он знает, что кряхтит? Должно быть, «Берта» весит около тонны.
Как только Клейтон устанавливает кран, достает четыре металлические ножки из отсека в основании и вставляет каждую из них в соответствующие слоты, фиксируя их на месте закручиванием. Ножки машины вытягиваются в разные стороны на полтора метра, что дает машине необходимый баланс. Клейтон протягивает шнур машины по сцене к розетке. Мгновение спустя он стоит перед «Бертой» и открывает маленькую дверцу металлической кабины на двоих человек, в которую нужно подняться.
Он гладит страшный аппарат, который ужасно грохочет в ответ.
— Ну-ну.
Последнее, что мне сейчас хочется — это быть похожей на испуганную девушку, которая не может справиться с высотой. Гордо приподняв подбородок, я подхожу к машине, решив, как выразился прекрасный Дик, сблизиться с «Бертой». Я бы предпочла сблизиться с мужчиной, который ее подключил.
Ступаю в кабину, и моя обувь скользит по ее поверхности. Я хватаюсь за дверь в попытке не упасть. Клейтон инстинктивно хватает меня за бедра, и на мгновение мы словно прирастаем к месту, глядя друг другу в глаза. Он быстро отпускает меня, заметив, что я сама спасла себя от падения. Чувствую, как мое лицо снова вспыхивает, когда вновь поднимаюсь в кабину, так сильно сжимая перила, что у меня белеют костяшки пальцев.
Клейтон поднимается следом за мной. Это не самая большая машина, в которой я когда-либо была, и подозреваю, что ее подъемная платформа, на которой мы стоим, предназначена для одного человека или, в лучшем случае, для двух маленьких людей. Когда Клейтон закрывает дверь и запирает ее, его тело практически прижато к моему.
Я вдыхаю его запах. Мое тело дрожит, поглощенное тем, как пахнет Клейтон — опилки, пот и оттенок специй. Тепло, которое он излучает, поражает меня так же сильно, как и его аромат, поэтому я борюсь с желанием прижаться к нему.
Это безумие. Это пытка.
Клейтон поворачивается ко мне. Его лицо настолько чертовски близко, что я чувствую его дыхание на своем лице.
— Готова?
Я киваю.
Он нажимает пальцем на консоль, которую я только заметила, и кабина дергается, пугая, а затем начинает медленно подниматься. Вибрации щекочут мои ноги.
««Берта» — старая стерва», — думаю я про себя.
Клейтон даже не держится за поручни для равновесия, он просто стоит, лениво расставив ноги, пока мы поднимаемся.
Все это время он наблюдает за мной. Я же не могу смотреть ему в глаза. Румянец на моих щеках по-прежнему сохраняется, отказываясь исчезать хотя бы на мгновение. По мере того как мы поднимаемся все выше, я начинаю вдыхать и выдыхать воздух через рот.