— Я знаю, — бормочу я. Забавно, я боялась, что они приедут, а теперь боюсь, что они уедут.
— Мы скоро увидимся на зимних каникулах, — тихо шепчет мне отец, — и обещаю, я не буду вмешиваться. Если хочешь остаться в Клангбурге, я тебя поддержу.
— Спасибо, — отвечаю я, не в силах избавиться от ощущения, что отец что-то недоговаривает.
— Джеффри, мы опоздаем на самолет.
— О, милая, — вздыхает папа с притворным раздражением. — Неужели мы не можем провести еще несколько драгоценных минут с нашей дочерью? — Он притягивает меня к себе для еще одних крепких объятий, а потом говорит: — И передай мою похвалу художнику-осветителю.
Я хмыкаю, уткнувшись в грудь отца.
— Боюсь, он вернулся в Нью-Йорк, поджав хвост.
— Другому художнику-осветителю, — поправляет он.
Я хмурюсь в недоумении. Клейтон? Но прежде, чем успеваю задать вопрос, папа отстраняется, давая возможность матери и сестре подойти для прощальных объятий и «птичьих» поцелуев. Не проходит и нескольких мгновений, как я стою у стеклянных окон и машу им на прощание. Моя семья исчезает в ночи, словно три ночных призрака. На сердце тяжесть, и внезапно на глаза наворачиваются слезы, чтобы выплеснуть те эмоции, которые я не смогла выплеснуть на сцене.
В кармане мой телефон издает сигнал, пугая меня, нарушая спокойствие ночи. Я смотрю на экран.
Сэм: Прости, что мы не увиделись после спектакля.
Мы немного подождали, но ты была со своей семьей.
Спасибо за билеты. Думаю, Томас классный.
Мы в общежитии, пожалуйста, постучи, если вернешься.
Думаю, он мог бы поцеловать меня.
А может, и нет.
Я хихикаю, читая текст. Я так счастлива за Сэм, что могу расплакаться.
Уже почти убираю телефон, когда он начинает звонить. Я удивленно смотрю на аппарат. Кто-то звонит мне? Кто, черт побери, использует телефон для звонков? Вижу на экране фото своего отца.
Подношу телефон к уху.
— Ты что-то забыл?
— Мама так торопилась уехать, что я кое-что забыл. То, что хотел тебе сказать.
Я слышу голос возмущающейся матери.
— Я не торопилась, Джеффри, но если ты так отчаянно хочешь опоздать на наш рейс…
— Что ты забыл сказать мне? — спрашиваю я, вклиниваясь между мамиными возмущениями.
— Во время антракта я получил интересный опыт в туалете, — говорит он.
Меня передергивает:
— Ты с ребятами ел мексиканскую еду? Не уверена, что хочу услышать это.
Папа хохочет в трубку, громко и от души.
— Нет, дорогая. Марв пригласил нас на ужин перед шоу. Это было общение с парнем, который регулировал свет на спектакле и, по-видимому, закончил работу, которую не доделал Келлен. Я был вынужден вспоминать язык жестов, который не использовал с тех пор, как умерла двоюродная бабушка Эстер.
Я была очень маленькой, когда она умерла. Я забыла, что она была глухой.
— Кажется, все мы не умеем ценить то, что у нас есть, — замечает папа. — Красивый молодой человек. Он довольно много говорил о своих мыслях насчет твоего таланта. Я и не знал, что ты снова начала петь, милая.
Я прижимаю ладонь к груди. Клейтон и мой отец?..
— Начала, — признаюсь я. — Я хожу в местную забегаловку и… и музыканты там… — Я сглатываю. — Он рассказал тебе об этом?
— Он большой поклонник твоей музыки, несмотря на отсутствие слуха. Это достойно, если тебе интересно! — добавляет он со смехом. — Знаешь, талант Лебо может проявляться во многих формах. В нашей семье не было певиц со времен моей покойной бабушки. Но, Деззи, — бормочет папа, на заднем плане я слышу, как мама направляет водителя, — независимо от его формы, у тебя есть голос, и ты принадлежишь миру театра. Неважно, играешь ты, поешь или делаешь все вместе, у тебя есть место на сцене, милая.
Теперь у слез появилась новая причина, чтобы подступить к моим глазам.
— Спасибо.
— В любом случае, этот молодой человек правильно понял это. Я мог бы добавить, что у него самого сильный артистический голос. Марв должен знать, какой талантливый осветитель скрывается у него под носом. — Мой отец счастливо вздыхает в трубку, а затем говорит: — Оставайся в безопасности здесь, в Техасе. Мы позвоним тебе, когда приземлимся.
— Люблю тебя, папа.
— Никогда не говори, что в случае с тобой я «дергал за ниточки». Ты заслужила, и точно владела сценой сегодня вечером, дорогая, и будешь владеть следующей.