Гоцци К. Сказки для театра.
Грандель Ф. «Бомарше» — удивительная история жизни создателя Фигаро.
Григорович Д.В. «Антон-Горемыка», «Деревня», «Гуттаперчевый мальчик». Это первые русские произведения, специально посвященные бедным подневольным людям. «Литературные воспоминания» (в приложении к изданию 1987 года добавлены отрывки из воспоминаний В.А.Панаева) — о встречах с Белинским, Герценом, Тургеневым, Некрасовым, Кольцовым, Достоевским. Автор, ребенком воспитывавшийся в глухом Поволжье двумя француженками — своими матерью и бабушкой, а последняя пережила Великую французскую революцию, — рассказывает об их тогдашнем соседе. «Помещик этот, Д.С.К[ротков], известен был во всем околотке своею неукротимою строгостью. Когда он выезжал на улицу деревни в сопровождении крепостного Грызлова, своего экзекутора, или, вернее, домашнего палача, ребятишки стремглав ныряли в подворотни, бабы падали ничком, у мужиков озноб пробегал по телу…- Грызлов, — говорил Д.С., — Марья Федоровна в Москву собирается; нужны деньги…Проезжая по деревням, я видел много там этой мелкоты, шушеры накопилось, — распорядись!.. Это значило, что Грызлову поручалось объехать деревни Д.С., забрать по усмотрению лишних детей и девок (т. е. девушек. — В.Г.), продать их, а деньги доставить помещику.»
Грин Г. «Наш человек в Гаване», «Тихий американец», «Суть дела».
Гюго В. «Девяносто третий год», «Отверженные», «Собор Парижской богоматери», «Труженики моря», «Человек, который смеется». «Он (Гюго) наполнил мое мальчишеское сердце пылким и туманным гуманизмом. С каждой колоколни на меня глядело лицо Квазимодо, каждый нищий-бродяга представлялся Жаном Вальжаном. Справедливость, Милосердие, Добро, Любовь из хрестоматийных понятий вдруг сделались вещественными образами… Мальчишескому сердцу они казались живыми титанами, и сердце училось плакать, негодовать и радоваться в меру больших чувств… Он набатно бил в колокол: "Проснитесь, человек бедствует, народ раздавлен несправедливостью."» (А.Н.Толстой)
Даль В.И. Повести и рассказы. Повести очень выиграли бы, если бы Владимир Иванович оставлял их неоконченными.
Данте Алигьери. «Божественная комедия».
Данинос П. «Записки майора Томпсона». Шаржированный взгляд англичанина на французов и наоборот, несколько, естественно, несимметричный, поскольку имя Даниноса — Пьер.
Державин Г.Р. Стихотворения и замечательные «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина», который «в младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что по тогдашнему в том краю непросвещению и обычаю народному должно его было запекать в хлебе, дабы получил он сколько-нибудь живности».
Джером К. Джером. «Трое в лодке, не считая собаки», рассказы.
Джованьоли Р. «Спартак».
Дидро Д. «Жак-фаталист». Мне кажется, что если бы французской нации понадобилось представить миру из своих рядов наиболее разностороннего своего таланта, то это мог бы быть Дидро. Если я и ошибаюсь, то не очень сильно.
Диккенс Ч. «Большие надежды», «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим», «Крошка Доррит», «Лавка древностей», «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Приключения Оливера Твиста», «Торговый дом Домби и сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт».
Добролюбов Н.А. «Луч света в темном царстве», «Когда же придет настоящий день?» и др. литературно-критические статьи. Его слегка измененной фамилией назвал своего положительного героя в финале поэмы «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов: «¼Ему судьба готовила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь». Добролюбов до Сибири не дожил, умер в 25 лет. О том, кем он был, дает представление случай, рассказанный впоследствии генералом от кавалерии Н.В.Новицким,
а тогда учившимся, по возвращении с Крымской войны, в Академии генштаба. «Как-то утром был я у Добролюбова… толковали мы по обыкновению о многом … Перешли затем к только что тогда написанному добролюбовскому “Темному царству”, как в эту минуту раздается звонок и в дверях появляется, — кто бы вы думали? — сам А. Н. Островский!! Я тут в первый раз да, к сожалению, и в последний раз моей жизни видел Островского, произведшего на меня при этом самое приятное впечатление… я отлично сохраняю в памяти ту горячую, неподдельную благодарность, какую он выражал Добролюбову за его “Темное царство”, говоря, что он был — первый и единственный критик, не только вполне понявший и оценивший его “писательство”, как назвал Островский свои произведения, но еще и проливающий свет на избранный им путь…»