Первым ин-октаво, которое выпустил Альд Старший, был Вергилий 1501 года, набранный великолепным курсивом; за следующие три года в ”Доме Альда” вышли Гомер, Софокл, Еврипид, Гораций, Персий, Ювенал, Марциал, Лукиан, Стаций, Овидий, Катулл, Тибулл, Проперций, Валерий Максим, Плиний Младший, Саллюстий, Данте и Петрарка. Цицерон, любимый автор Павла Мануция, проникнувшего во все тайны его стиля, во все глубины его мыслей, выходил из-под прессов ”Дома Альда” едва ли не постоянно. Сто восемьдесят пять томов этого автора украшены альдовским якорем{351}.
Не из желания уколоть кое-кого напрашивающимся сопоставлением, но из желания привести походя забавную подробность скажу, что великолепный Вергилий 1501 года, дефектные экземпляры которого продавались на знаменитых аукционах за четыре сотни франков, стоил в пору своего создания три марчелло. Три марчелло — это на наши деньги 41 су, то есть меньше одного сантима.
Биографы не обошли великих типографов своим вниманием. Бессмертными памятниками стали книги Мэттера об Этьеннах и Бандини о Джунта{352}, равно как и труд господина Ренуара, который ученые критики сразу оценили гораздо выше двух предыдущих. В самом деле, историческая часть безупречна по полноте и широте, с которой освещена история литературы XVI столетия. Библиографическая часть достойна попечительного и просвещенного упорства ее автора — богатого коллекционера, который покупал все, дабы все познать и все описать; и если судьбе было угодно, чтобы труд его не достиг абсолютной полноты, то причина лишь в том, что никому не дано добиться абсолютного совершенства там, где речь идет о фактах. Книга снабжена многочисленными, обстоятельными и удобными указателями, полна занимательных и удовлетворяющих самые требовательные вкусы подробностей. Новое издание, во многих отношениях значительно улучшенное и сопровожденное великолепным указателем изданий семейства Джунта, который в предыдущем издании был лишь набросан начерно, вышло в более компактном формате; в этом томе нет ничего вычурного, все в нем выдает заботу о читателе. Наконец, эта прекрасная книга, разительно отличающаяся от прочих изделий нынешних типографов, недурно набрана новыми литерами и отпечатана на плотной и прочной бумаге.
Поклонники Альдов будут безусловно благодарны господину Ренуару за выпущенные одновременно с историей ”Дома Альда” ”Неизданные письма” Павла Мануция{353}, собранные просвещенным миланским книгопродавцем господином Този. Самые частные дела, самые задушевные мысли такого человека, как Павел Мануций, важны и притягательны для любителей книги. Что же до меня, то я выражаю издателям свою особенную признательность за то, как бережно они воспроизвели переменчивую и причудливую орфографию автора, ибо эти странные отклонения от нормы, во-первых, являют собой живые памятники становления языка, а во-вторых, доказывают, что искусный издатель, стремившийся во что бы то ни стало установить в своих книгах непреложные законы устной и письменной речи, в своем домашнем кругу не мог устоять против соблазна говорить так, как говорит народ. Именно по поводу этой пленительной раскованности дружеской переписки Урцеус Кодрус высказал однажды столь остроумное и здравомыслящее суждение: ”О, как приятно писать другу, который не ищет трудностей там, где их нет, и охотно позволяет тебе грешить солецизмами!” Да пошлет нам Господь возможность проводить наши досуги так же непринужденно, как этот литератор, забывающий о своем ремесле.
”Анналы типографии Альдов” принадлежат к числу тех немногих современных книг, которые не нуждаются в рекламе. О достоинствах ее свидетельствуют не благосклонные похвалы газетчиков, но другое, гораздо более убедительное и весомое обстоятельство. Наряду с ”Учебником книгопродавца” господина Брюне, книга господина Ренуара — единственный французский библиографический труд, который за несколько лет выдержал три издания. Причем успехом обе книги обязаны только своим собственным достоинствам; слава их велика лишь потому, что заслужена, а это лучшая похвала, какой может удостоиться творение человеческого ума в нашу постыдную торгашескую эпоху, когда большая часть литературных сенсаций создаются на потребу незадачливым провинциалам совместными усилиями периодической и ”книгопроизводительной” печати.