В былое время башни, пирамиды, свечи, придорожные столбы и даже деревья означали фаллос, и для Бувара и Пекюше все сделалось фаллосом. Они собирали вальки от карет, ножки кресел, засовы, аптекарские пестики. Посетителей своих они спрашивали:
– Это, по-вашему, на что похоже?
Затем открывали тайну, и если им отказывались верить, они жалостливо пожимали плечами[15].
Через двадцать лет после этих строк Фрейд опубликует книгу «Толкование сновидений», и такое чувство, что он тоже чрезмерно увлекся этими сравнениями: «Все продолговатые предметы, палки, трости, деревья, зонты (аналогия с эрекцией!), все длинные и острые орудия: ножи, кинжалы, пики – служат для изображения мужского полового органа»[16], – пишет он. Заметим в скобках, что сравнение раскрывающегося зонта и эрекции вызывает много вопросов, в частности, какие такие странные зонты окружали Фрейда в его собственном доме, и каким же загадочным образом были устроены его гениталии. Но на этом список не заканчивается. В число фаллических предметов входят пилки для ногтей, женские шляпы, галстуки, аэростаты, водопроводные краны, садовые лейки, карандаши, грибы, светильники с противовесом. «Все сложные машины и аппараты в сновидениях большей частью половые органы», как и все типы орудий, военных и сельскохозяйственных: ружье, револьвер, кинжал, сабля, плуг, молот и так далее. Кроме того, цветы – тоже фаллические символы. А еще волосы. И носы. И маленькие дети. И многие животные: рыбы, улитки, коты, мыши, змеи… Список длинный, но в нем нет книг. Однако нужно всего лишь немного подождать и набраться терпения: ведь через несколько лет, в 1917 году, упоминание о них все же появится в трудах Фрейда. В одном из абзацев книги «Введение в психоанализ», посвященной символическому значению снов. Колодцы, канавы, пещеры, бутылки, шкатулки, пеналы, чемоданы, сумки, корабли, банки – все эти предметы изображают женские гениталии, пишет Фрейд в приложении к своему перечню. Впрочем, «материалы тоже могут быть символами женщины: дерево, бумага и предметы, сделанные из этих материалов, например, стол и книга»[17]. А это уже, сами понимаете, внезапный поворот событий. Выходит, книга – наш карманный символ патриархата – на самом деле изображает женское начало?
Это ассоциативное представление куда менее причудливое, чем можно подумать, и оно довольно давно бытует в сознании как образованных, так и простых людей, – по крайней мере, уже со Средних веков. Больше всех с ним заигрывали поэты елизаветинской эпохи в Англии, и сам Шекспир не смог отказать себе в этом удовольствии. Авторы XVII века со свойственной им игривостью и склонностью к остротам метафорически сравнивают книгу с проституткой, ведь она денно и нощно готова раскрыться перед тем, кто желает покопаться в ее недрах. К тому же английское выражение two-leaved book в прошлом использовалось в качестве эвфемизма для женского полового органа, а значит, все связано.
Фрейд, однако, никак не развивает свою ассоциативную цепочку и стоит на том, что женское начало выражается в таких материалах, как дерево и бумага. Самое время дать слово Мелани Кляйн, уроженке Вены, обосновавшейся в Лондоне. Она посвятила самые выдающиеся свои труды психоаналитической работе с детьми, с начала 1920-х годов совершила важные открытия, которые напрямую касаются обсуждаемой нами темы. Кляйн идет куда дальше, чем ее учитель: книга – женского пола, но, более того, тело матери – это наша первородная книга, первая, которую мы желаем прочесть и жадно поглощаем, не боясь попортить ее или разорвать на части. В рассказах, рожденных воображением ее юных пациентов, Кляйн нередко встречалась с тем, что Фрейд называл чудесным словом Wisstrieb. Стейчи громоздко перевел его как «эпистемофилическое влечение», то есть стремление, страсть к новым знаниям: думаю, именно так нам стоит называть его в нашем разговоре.