Такова была моя оценка ее характера, когда я встретился с ней во вторник. Но оставался еще Пенник. Какова была его роль в этом деле? Может быть, они работали вместе? На первый взгляд, это было очевидно, но я, однако, не мог в это поверить. Потому что, когда я увидел его в понедельник вечером в ресторане «Коринтиан», то понял, с каким человеком мы имеем дело. Существует такое психологическое явление, как «субъективная правда», джентльмены. И черт меня побери, если Пенник сам глубоко не верит в то, что говорит. У Мастерса тоже создалось такое впечатление, да и у тебя, сынок. Я уверен, что любой мало-мальски интеллигентный человек, поговорив с Пенником пятнадцать минут, не поверит, что он может принять участие в каком-либо заговоре. Я повторял вам уже много раз, что Пенник – это кот, гуляющий сам по себе. Я также говорил вам, что он абсолютно честный человек.
В отеле «Коринтиан» я умышленно споткнулся около их столика, чтобы хорошо его разглядеть. Я обратил внимание на маленькие голубые полукружья под его ногтями, которые, как может подтвердить доктор Сандерс, свидетельствуют о примеси негритянской крови. Но это имело для меня минимальное значение, потому что я по-прежнему не знал, что находится внутри этого человека. Я должен был его как-то сломить. Существовал один способ, который нам в воскресенье предложила миссис Констебль, помните? Если бы я мог его на месяц или два запереть в камере! Да. Но как это сделать? Был только один выход: развернуть такую шумную рекламную кампанию, чтобы средний британец отбросил пресловутую флегматичность и закричал: «Черт с ним, с рассудком: сажайте его в тюрьму!» Поэтому старый интриган, – пояснил Г.М., с огромным удовольствием потирая руки, – снова занялся интригами. И я совсем не выжил из ума, инспектор. Ничуть!
Вы еще не понимаете? Ведь все было видно, как на ладони, когда мы во вторник сидели в ресторане с Викторией Кин и Пенником. Меня тогда мучил один вопрос: почему? Я был уверен, что дочь Джо Кина ведет какую-то «игру». Я также был уверен, что, в практическом значении этого слова, Пенник не ведет никаких «игр». Но работали ли они вместе или нет, почему, почему дочь Джо Кина должна была убить миссис Констебль? Ведь не только для того, чтобы усилить веру в «Телефорс»?
Вы знаете ответ. Мина Констебль могла разоблачить Пенника. И больше того, она обязательно сделала бы это. Она много раз уже была близка к срыву и в любую минуту могла выболтать все, вы видели это сами. Если бы следующая жертва умерла и Пенник снова записал ее на свой счет, миссис Констебль с огромным шумом разоблачила бы весь этот обман! Следовательно, Виктория должна была убить ее, прежде чем Пенник снова «ударит». Имя настоящей жертвы было для меня таким очевидным, как будто кто-то громко назвал его за столом. Помните, как резко и решительно Вики прервала разговор, когда Мастерс начал задавать вопросы относительно имени жертвы, будучи в отличном настроении, и был на грани, чтобы назвать ее? Я был прав. Я нашел новую фрау Франкенштейн.
Я думал, что они оба уже у меня в руках. Помните? Мы позволили Пеннику поехать в Париж и сделать предсказание по радио. Позволим Виктории воспользоваться помощью «Телефорс» и поймаем ее с поличным, со всеми доказательствами вины, которые иначе мы просто не смогли бы получить. Нельзя также было допускать Пенника на дознание. Пусть наш честный суд вынесет приговор против него и немедленно после выступления по радио арестует его, сломает психологически, вынудит сказать правду, и я одним выстрелом убиваю обоих зайцев. Но…
– Тут вмешался я, – Сандерс был явно смущен. – И бросил Пеннику вызов.
– Мне хотелось просто убить тебя, сынок, – заметил Г.М., искоса взглянув на молодого человека.
– Виктория была в не меньшем бешенстве, чем я. Потому что ее не устраивало, чтобы Пенник дал себя спровоцировать и заявил: умрет Сандерс. И она делала, что могла, лишь бы не допустить этого. Нервное напряжение этой девушки передавалось нам всем…
Она знала, что должна отвлечь внимание Пенника от нашего доктора. Я просто молился, чтобы ей это удалось. Разумеется, мы могли бы разбить миф о «Телефорс», если бы Пенник заявил: «Сандерс умрет!», а тот остался бы жить, но это не помогло бы нам схватить настоящего убийцу. Поэтому я должен был быстро атаковать с другой стороны. Прежде всего, я уже знал, что маленькие электрокамины имеют какую-то связь с этим делом, и нужно было найти доказательства на этот счет. Но сами камины – это слишком мало. Не мог же я заявить: «Слушайте! Этот камин неисправен; это доказывает, что он был использован для убийства человека!» Альбом с вырезками мог направить нас на правильный путь. Я мог поручиться головой, что миссис Констебль спрятала его и что дочь Джо Кина не имела об этом понятия, она просто сложила кусочки головоломки, на основании того, что Мина выболтала во сне. Однако, когда я подумал об электричестве, мне пришло в голову, что ящик для предохранителей – прекрасное место для тайника. Но в этом случае Вики знала бы об этом. И это было так. Она знала, но не тронула его, потому что это не было доказательством ее вины – правду говоря, и нам этот альбом помог мало.
У нас оставался последний спасательный круг: суд присяжных. Если бы они заочно вынесли вердикт против Пенника! Мне нужно было только, чтобы арестовали его после выступления по парижскому радио.
Существовала опасность, что Пенник приедет на дознание. Он уже не раз угрожал это сделать. Правда, я знал, что его не пустят в зал, но он мог сделать попытку пройти. В таком случае, нужно было арестовать его на месте – исключительно плохой вариант. Поэтому весь смысл дознания при закрытых дверях заключался в том, чтобы Виктория Кин не имела бы понятия об аресте Пенника, если бы все произошло по нашему сценарию. Пресса не получила бы присяжных до того момента, когда эти уважаемые граждане смогли бы без всяких помех направо и налево рассказывать о дознании.
Что ж, Пенник явился на дознание, а мы получили вердикт именно такой, какой нам нужен. Сначала он впал в бешенство, а потом сломался. Мы с Мастерсом отвели его в маленькую комнату…
– В которую, – горько прервал его Сандерс, – меня не впустили.
– Нет, сынок. Ты был слишком опасен и мог все испортить. Ведь ты не поверил бы, если бы мы сказали тебе что-то плохое об этой девушке, пока не убедился в этом собственными глазами.
Все дело висело на волоске до того момента, когда мы, наконец, узнали правду от Пенника. Я объяснил ему, что последние события были организованы мной и, если он все расскажет мне, я избавлю его от последствий. Он поверил мне. И рассказал нам всю историю своей жизни. «Телефорс»– это только фетиш и суеверия, которые он унаследовал от своего дяди из племени Банту.
Да, теперь мы переходим к очень существенному моменту: мне хотелось, чтобы ты хорошо это понял, сынок, – ораторствовал Г.М., в запале отбивая такт пальцем. – С научной точки зрения, даже его чтение мыслей было обманом. Оно опиралось на информацию, собранную или полученную от самого «пациента». Например, от комиссара из Гроувтопа вытянул много информации о Мастерсе. Но Пенник не считал это обманом. В этом заключалось все дело. Объективно говоря, Пенник обладает незаурядным умом, огромными способностями к наблюдению, что значительно облегчило ему чтение мыслей. Даже по мимике лица он мог сделать вывод, сосредоточились ли мысли жертвы на серьезных вещах или на каких-либо мелочах. Все это помогает ему насквозь просветить человека. А если он к тому же обладает какой-то информацией, то уж не о чем говорить. Мы слышали, как Сандерс занервничал, когда Пенник сказал ему, что он думает о бюсте Листера, стоящем в Институте Хэрриса. Успокойся, сынок, правда очень проста. Когда-то ты рассказал об этом Чейзу, а он, разумеется, выболтал, что когда ты стараешься уйти от каких-то проблем, сосредотачиваешься на бюсте Листера.