Дальнейший подбор примеров живого товарного оборота вскрывает пестрое различие личных требований к потребительным стоимостям.
Примеры эти опять-таки подобраны не случайно, каждый из них – отдельный штрих художественной характеристики лица, участвующего в товарообороте: «Для нашего ткача жизненный путь его товара заканчивается библией, в которую он превратил полученные им 2 фунта стерлингов. Но продавец библии превращает полученные от ткача 2 ф[унта] стерлингов] в водку». Продавец Библии предпочитает «горячительный напиток холодной святости», и тут же – ироническое замечание: «Винокур может продать свой горячительный напиток лишь потому, что другой продал напиток живота вечного».
Группа примеров персонификации относится к иронизированию Маркса над товарно-фетишистическим мышлением буржуа. До конца разоблачив мистику токарного фетишизма, Маркс иронически олицетворяет товары, заставляет их говорить и действовать, причем особая острота иронии в том, что товарам придаются характерные черты самих буржуазных филистеров: они чинно выступают, застегиваются на все пуговицы, жеманятся, бросают влюбленные взоры, узнают друг в друге долгожданную родственную «прекрасную душу».
«Несмотря на то, что сюртук выступает застегнутым на все пуговицы, холст узнает в нем родственную себе прекрасную душу стоимости. Но сюртук не может представлять стоимости в глазах холста без того, чтобы для последнего стоимость не приняла формы сюртука»[152]. Прекрасная душа сюртука подчеркнута его бескорыстным равнодушием к собственному использованию, «для сюртука, впрочем, безразлично, кто его носит, сам ли портной или заказчик портного»[153].
«Товар любит деньги», но «истинная любовь никогда не протекает гладко»[154]. «Цены, эти влюбленные взоры, бросаемые товарами на деньги…»[155].
Наконец характерна и ирония «оживления» товара до того, что он начинает прыгать, и в этой же фразе – насмешливое приведение вещей к действительности, напоминание о том, что товары, собственно говоря, не живые, что отношение товаров – есть отношение владельцев: «Переселение товарной стоимости из плоти товара в плоть денег есть… salto mortale[156] товара. Если оно не удается, то оказывается обманутым в своих надеждах если не сам товар, то его владелец»[157].
Художественный образ в «Капитале» часто дается в виде олицетворения, персонификации, иронической по существу. Рассмотрением персонификации было бы возможно закончить характеристику типичных приемов Маркса – художника слова.
Но есть еще один прием исключительной силы. В ряде ответственнейших моментов теоретического изложения Маркс пользуется сокровищницей мировой литературы, включает в свое изложение такие огромные аккумуляторы познавательной энергии человечества, как образы Шекспира, Гете, Гейне, Софокла, Гомера…
Чтобы ярче запечатлеть острый теоретический вывод, Маркс призовет к участию в борьбе с буржуазией мировых художников слова – положения Маркса вам объясняет Шекспир, Сервантес, Гете, Софокл, Эсхил. Творчество мировых гениев дает свои образы «Капиталу» и этим в величайшей степени увеличивает воздействующую силу текста Маркса. Самую ответственную роль несет тут любимейший Марксом Шекспир – начнем поэтому с него, условно назвав его именем всю последующую главу.