Процесс развития именно капитализма в пореформенной России был для Маркса и Энгельса вне сомнений. Они полагали, что «начало новой промышленной эры» следует отнести примерно к 1861 г. Переход страны к капитализму становится «окончательным» после акта об освобождении крестьян. В письме к Даниельсону от 22 сентября 1892 г. Энгельс пишет даже о более ранней дате – о 1854 г. как времени обнаружения процесса, причем вопрос о роли правительства, устанавливающего покровительственные и запретительные пошлины, оценивается им как второстепенный момент, не меняющий существа процесса: «Раз уж признана эта необходимость перехода от примитивных методов производства, преобладавших в 1854 г., к современным методам, начинающим преобладать теперь, то становится второстепенным вопрос, был ли этот тепличный процесс поощрения промышленной революции путем покровительственных и запретительных пошлин выгодным, или даже необходимым, или наоборот»[261]. Тепличная атмосфера развития промышленности лишь убыстряла ход дела и втискивала «в какие-нибудь двадцать лет процесс, который при других условиях занял бы шестьдесят лет или более»[262]. При всех особенностях развития капитализма в России, Маркс и Энгельс постоянно подчеркивали и общие закономерности, которые свойственны капиталистическому развитию и более развитых стран. «…Я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америки», – пишет Энгельс, хотя и усматривает некоторые отличия процесса русского экономического развития, скажем, от американского[263].
Основоположников марксизма интересует множество конкретных вопросов развития русского капитализма, причем в постоянном сопоставлении с другими, более продвинувшимися капиталистическими странами. При этом такое сопоставление никогда не ведет к отрицанию принципиальных моментов капиталистического характера. Для примера возьмем богатейшие по содержанию письма Энгельса к Даниельсону в 1891 – 1892 гг., в которых анализируются более широкие данные второй половины XIX в. Тут Энгельс сопоставляет, например, разложение крестьянской общины в процессе капиталистического развития сельского хозяйства России; специально останавливается на кулаках (причем Энгельс пишет этот термин русскими буквами), держащих трудовое крестьянство в положении эксплуатируемых, на громадных прибылях молодой русской буржуазии и т.д. Энгельс анализирует связь роста внутреннего рынка в России с урожаем. Неоднократно разбираются причины голода в России в начале 90-х годов XIX в. Оттеняется «огромная разница» между «старой мануфактурой» и современной крупной промышленностью. Перечень этот можно продолжить, но в этом нет нужды – для нашей цели он достаточен.
Особо важно подчеркнуть, что в числе центральных проблем для Маркса и Энгельса стоял вопрос о развитии в России рабочего класса. В этом отношении существен их острый интерес к работе В.В. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России» (СПб., 1869) – книге, оцененной как «настоящее открытие для Европы», «выдающийся труд», «самая значительная книга среди всех, появившихся после твоего[264] труда о „Положении рабочего класса“»[265]. Само развитие в России нового класса капиталистического общества – рабочего класса – было для Маркса и Энгельса вне сомнений.
Только на основе этих «базисных» положений можно полностью понять общеизвестное и повсюду широко цитируемое мнение Маркса и Энгельса о роли русской общины в русском революционном процессе. Его нельзя ни давать обособленно как независимое, замкнутое, ни отрывать от него базу – понимание основоположниками марксизма процессов развития именно российского капитализма. Положение это многократно встречается у Маркса и Энгельса – напомним его в формулировке, данной в Предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»: «…может ли русская община – эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей – непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?
Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[266].