Под Ельней Жуков не переставал думать о Киеве. Киевской трагедии активность на ельнинском участке не оттянула. Шапошников не стал вслед за Жуковым повторять подобный доклад. Шапошников и впредь много раз не станет, не посмеет, понимая обстановку не хуже, а то и лучше Жукова, что и дает право называть его - наряду с Жуковым - в числе людей, оказавших решающее влияние на ход войны - - - увы, бездействием. Но как взыскать с человека, понимавшего свою ущербность в сравнении с уничтоженными коллегами, с больного, стремящегося продлить дни свои…
Хоть о запуганном Шапошникове сказано, казалось бы, достаточно, о нем придется говорить снова в связи с кампанией лета 1942 года.
О боях за Ельню Жуков пишет скупо.
Есть своя эстетика в военном деле. Продумать операцию хотя бы на ход-два - это стихия артиста войны. А наступать необученными войсками с неопытными командирами, нередко вчерашними энкаведистами, вести без авиационной поддержки кровопролитные бои по прогрызанию обороны - это не то, чему его учили. Впрочем, благодаря плодотворной деятельности своего кровавого патрона, таким путем Жуков вынужден был воевать столь долго, что в конце концов выучился воевать только так. (Патрона потери не интересовали.) Так что в зачет полководцу идет здесь прежде всего выбор точки удара. А также то, что, даже с учетом многократных по сравнению с немецкими потерь, Красная Армия вынудила вермахт к отступлению в кампании, в которой отступательные маневры и не планировались.
Тут сразу заработала идеология: лучшим соединениям было присвоено звание гвардейских.
Вот Жуков при Ельне глазами его шофера А.Н.Бучина:
"Последние дни перед взятием Ельни бои шли круглосуточно, так спланировал операцию Жуков. Круглосуточно он был на ногах. Признаюсь, что в те дни я иной раз побаивался Жукова, больно он был суров и неразговорчив. Он внезапно, волшебно изменился, когда под натиском наших войск немцы ночью бежали из Ельни…
Георгий Константинович бегло осмотрел разрушенный и сожженный немцами при отступлении город. Картина была тяжелая. Единственная "новостройка" -немецкое военное кладбище, за которым под угрозой расстрела заставляли ухаживать. Жителей, не торопившихся украшать цветами березовые кресты с немецкими касками, оккупанты убивали.
Разгневанный Жуков, обращаясь к группе командиров и местных жителей, сказал, что история никогда не забудет злодеяний немцев. Он бережно снял с креста немецкую каску, пробитую пулей, внимательно осмотрел ее, удостоверился по краям отверстия, что пуля была бронебойная, и так же бережно повесил ее на место ". (выделено мной. - П.М.)
Жесткий. Но ведь не без понятия о чести.
Лучшего в себе мы обычно не замечаем. Что ж, так и быть должно.
39. Сталин и его генералы
Всегда затруднительно в книге нахождение места для отступления от темы. Забавный эпизод жуковских мемуаров толкнул эту главу на место, предназначенное Ленинграду.
Об участии Жукова в обороне великого города нет нужды говорить. Жуков в Ленинграде проявил неумолимость. Но маневрировать у стен города было негде. И нечем. Ленинград - это героизм голодного отчаяния и ледяного исступления.
В главе о Ленинграде, говоря о принятых им мерах по взаимодействию фронтов, Жуков приводит эпизод из тех, какие и рассмешить могли бы, если бы речь не шла, в конечном счете, о человеческих жизнях.
Среди сталинских маршалов лишь один мельком помянут в этой печальной повести - Григорий Иванович Кулик. Осенью 1941 года маршал Кулик, фанфарон и невежа, командовал 54-й армией Волховского фронта. Ленинград был уже в кольце. Жуков при непрерывном нажиме вермахта пытался деблокировать город, пока немцы еще не врылись в землю.
"Условия деблокирования Ленинграда в сентябре 1941 г. требовали, чтобы 54-я армия действовала более энергично и в полном взаимодействии с частями Ленинградского фронта. Я позволю себе привести телеграфный разговор с маршалом Г.И.Куликом, который состоялся в ночь на 15 сентября 1941 г. Текст его дается с небольшим сокращением.
У аппарата Кулик.
У аппарата Жуков.
Жуков. Приветствую тебя, Григорий Иванович! Тебе известно о моем прибытии на смену Ворошилову? Я бы хотел, чтобы у нас с тобой побыстрее закипела работа по очистке территории, на которой мы могли бы пожать друг другу руки. Прошу коротко доложить об обстановке. В свою очередь хочу проинформировать, что делается под Ленинградом. (Под пунктами "Первое" и "Второе" следует сводка довольно грустных, в общем, событий…)
Т р е т ь е. На всех участках фронта организуем активные действия. Возлагаем большие надежды на тебя. У меня пока все. Прошу коротко сообщить обстановку на твоем участке.
Кулик. Здравия желаю, Георгий Константинович! Очень рад с тобой вместе выполнять почетную задачу по освобождению Ленинграда. Также жду с нетерпением момента встречи. Обстановка у меня следующая…
(Также под тремя пунктами следует описание событий дня, из которых Жуков делает свои выводы): "Из рассуждений Г.И.Кулика, таким образом, следовало, что в течение ближайшего времени его армия наступать не собирается. Это нас никак не устраивало, так как положение под Ленинградом становилось критическим. Помимо прямых действий со стороны 54-й армии, я рассчитывал также на привлечение авиации этой армии для ударов по важным районам на подступах к Ленинграду. Надо было объяснить это моему собеседнику.
Жуков. Григорий Иванович, спасибо за информацию. У меня к тебе настойчивая просьба - не ожидать наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в наступление в общем направлении на Мгу.
Кулик. Понятно. Я думаю, 16-17-го.
Жуков. 16-17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить. Я уверен, что, если развернешь наступление, будешь иметь большие трофеи…"
Ох, не хватало одного из репрессированных на другом конце провода. Кулика никакими трофеями на наступление было не заманить.
Но и Кулика понять можно. Он - не Жуков. Он - Кулик. Он - маршал. Правда, уже не уполномоченный Ставки, но тем более - к чему рисковать? Наступление - риск. А у него и таланта такого нет - наступать. А хозяин строг, ух строг! Чуть что - в расход, как Павлова с Климовских. Вот если сам хозяин прижмет - ну, тогда другое дело. А так - это у Жукова горит, не у Кулика. Если артиллерию подтянут, если взаимодействие на местности отработаем, если противник в наступление не перейдет, тогда…
" Кулик. Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел в наступление в районе Шлиссельбург-Синявино-Гонтовая Липка. Наступление отбито. Если завтра противник не перейдет в общее наступление, то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобой, выполню.
…Уже не скрывая раздражения, я сказал:
Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку! Каждую разведку или мелкие силовые действия врага некоторые, к сожалению, принимают за наступление… (Может, и не Жуковым, но, по крайней мере, и не Куликом быть надо, чтобы понять, что, если в 1941-м немецкое наступление отбито, то это не наступление было, а разведка.) Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом. (Верно, Егорий! И первое верно, и второе. Да уж, знаешь, своя рубаха ближе к телу. - Маршал Г.И.Кулик). Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. (Ну, даешь, Егор, уел, ничего не скажешь… Люди есть на заводах? Ну и бросай. Бадаевские-то склады сгорели, кормить их все равно нечем. Бросай! - Маршал Г.И.Кулик). Понял, что расчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. (Суворов? Это фельдмаршал, что ли? Ну, на то он и фельдмаршал, а я только маршал. Будь здоров, Егорий! - Г.И.Кулик.) Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего!"